Миша произнёс вступительное приветственное слово и потихонечку исчез. Ему надо было срочно что-то решать по работе.
Начался конкурс. Все ребята были мне хорошо знакомы, и поэтому я не особенно внимательно их слушал. Но вот когда на сцене появился Слава Савинов, я весь напрягся, чтобы не упустить ни одного звука. Слава роста небольшого. Голос у него во время пения высокий, а во время разговора нормальный. Он тогда спел две или три песни. Одна из них особенно мне запомнилась. Она начиналась словами: «Бомж Володя по зоне рыщет…» Потом я часто просил Славу спеть для меня эту песню. Во время конкурса я сделал для себя вывод: Вячеслав Савинов – безусловный лидер. Потом выяснилось, что с моим мнением согласились и все остальные члены жюри. А со Славой мы потом крепко сдружились. Но после рассуждений Анатолия Александровича о том, что такое дружба и каковой она должна быть, я не рискую называть Славу своим другом. Зато я могу сказать, что он прекрасный товарищ и что он мне – как родной. Слава живёт и работает в Витебске. Хоть это всего двести пятьдесят километров от Минска, мы видимся очень редко. Но мы переписываемся и созваниваемся. Со Славой Савиновым мы встретимся в Витебске в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, а через год он приедет записывать на Белорусском радио свою сольную авторскую кассету.
В том же девяносто пятом году команда бардов-инвалидов записала на Белорусском телевидении передачу, напоминавшую встречу-концерт. К этой команде добавили, наверное, пытаясь усилить её, Татьяну Лиховидову, Александра Баля и Анжелу Худик. Режиссировали эту программу Донат Леонович Яконюк и Игорь Петрович Божок. Всю же эту телевизионную акцию организовала Валентина Ивановна Заверюха. Ведь если подумать и хорошенько всё вспомнить, как же много сделала Валентина Ивановна для творческих инвалидов Белоруссии. Низкий ей за это поклон!!! В телевизионных съёмках принимали участие следующие барды-инвалиды: Олег Амельченко, Вячеслав Савинов, Александр Иванов, Валерий Масюк, Владимир Варшанин, Виктор Дударков. Вот, пожалуй, и всё. Почти никому из участников съёмки не удалось посмотреть отснятый материал. А все, кто видел, говорили, что получилась весьма неплохая передача.
Так закончился год девяносто пятый. Надвигался год девяносто шестой. Этот год был богат событиями, которые несколько изменили, если не перевернули, всю мою жизнь…
Глава двенадцатая
Мой «Запорожец» по-прежнему мёртво стоял и не двигался с места точно заговорённый. Так он не двигался аж до девяносто седьмого года, пока не приехал из города Берёза Брестской области Зосин крёстный дядя Коля и не взялся за него основательно. Приходилась пользоваться автомобильными услугами приятелей и товарищей, среди которых были Ирина Ивановна Петрова и её муж Анатолий Борисович Жуйков, Константин Константинович Улитин, а также (правда, очень-очень редко) водители служебного автотранспорта Центрального правления Белорусского общества инвалидов. Настал благодатный период, когда «Инвацентру» был выделен микроавтобус «РАФ». Центральное правление расщедрилось и предоставило в распоряжение «Инвацентра» видавшую виды рухлядь. На ней мы ещё в начале девяностых годов ездили в Польшу. Соответственно автомобилю был и водитель. Это был уже изрядно потрёпанный и предпенсионного вида автослесарь, работавший в Центральном правлении. Ездить с ним – подвергать свою жизнь ежеминутной опасности. Меня часто объявляли героем, когда узнавали, что я приехал на «РАФике» с Фёдоровичем. Водителя звали Владимир Фёдорович. Но деваться было некуда, и я принимал этот «подарок судьбы», как необходимость.
В это же самое время надумал увольняться из «Инвацентра» Владимир Анатольевич Глебов. Причин для этого было несколько. Прежде всего, плохо себя чувствовавшие уже пожилые родители. Вторая причина таилась в том, что Володю изрядно достало Центральное правление БелОИ, а они умеют доставать, как никто другой. В конце концов, чаша Володиного терпения была переполнена, и он сделал решающий шаг. В баре «Инвацентра» был накрыт стол, и мы сели в последний раз пообедать с нашим директором, которого всё-таки любили, хоть и часто над ним подтрунивали и посмеивались. Володя произнёс несколько покаянную речь и пожелал всем нам дальнейших творческих и других успехов. Мне с одной стороны было жаль, что он уходит, ведь как ни крути, а коллектив привык к нему, привыкли к его нерешительности и некоторой медлительности в решении различных вопросов. Вне работы Володя был нормальным мужиком. Я в этот день вспомнил наши с ним гастроли в город Могилёв. Женская часть коллектива «Инвацентра» ещё раз попробовала уговорить Владимира Анатольевича остаться. Но это была скорее данью традиции, нежели искренним желанием.
Претендент на должность нового директора «Инвацентра» почему-то нашёлся очень быстро. Это не обошлось без активной помощи Нины Васильевны Ходар. Претендентом оказался молодой, в общем-то, мужчина, который до «Инвацентра» работал директором парка культуры и отдыха города Барановичи. Отец его был литовцем, а мать – белоруской. Претендента звали Владислав Антонович. Он был среднего роста, а его глаза были маленькими и сверлящими. Казалось, что он довольно часто принимал участие в различных допросах. Он сразу же вызывал у многих недоверие к себе и открытую неприязнь. Часто любил говорить: «Вот придут люди в погонах, и они-то уж во всём разберутся». Создавалось такое ощущение, что этих людей в погонах приведёт именно он. Владислав Антонович в своё время окончил тот же институт, что и Нина Васильевна Ходар.
Новый директор не понравился никому из коллектива «Инвацентра». Но надо было терпеть – никуда не денешься. Непонятным оставалось одно: зачем надо было устраивать смотрины, если всё равно руководством было принято решение о том, чтобы принять Владислава Антоновича на должность директора «Инвацентра». А как красиво был обставлен весь этот фарс!.. Меня вызвал в Центральное правление БелОИ на улицу Калинина, 7 Анатолий Александрович и попросил принять участие в собеседовании с претендентом на должность директора «Инвацентра». Собеседование прошло очень спокойно. Из беседы мы с Толей узнали, что два года назад Владислав Антонович возглавлял Барановичский парк культуры и отдыха. Но во время какого-то мероприятия из-за нарушения техники безопасности произошёл пиротехнический взрыв и покалечил людей. Началось расследование, под которое прежде всего попал Владислав Антонович. Всё закончилось благополучно, и его не посадили, зато оставили глубокую душевную рану. С тех пор он больше года вообще нигде не работал. Наверное, пил – такие вещи не проходят бесследно. «Скорее всего, зашитый…» – считали многие работники «Инвацентра». Для этого были основания. Мы с Толей также узнали, что Владислав Антонович обожал агитбригады и кино. Киноман он был настолько страстный, что, казалось, это его увлечение, граничило с помешательством.
Начало деятельности Владислава Антоновича следует отнести к тому моменту, когда он разместил в своём директорском кабинете большой портрет президента Республики Беларусь Александра Григорьевича Лукашенко, национальный флаг таких же размеров и государственный герб.
– Очередная кагэбэшная шестёрка, – подумал я, входя в его кабинет.
На удивление стервозную тётку взял Владислав Антонович на работу в «Инвацентр». Её звали Светлана Егоровна. Она была назначена главным бухгалтером. Лицо её напоминало мордочку крысы, которая, всё время что-то выискивая, постоянно шевелит носом. Для полного сходства Светлане Егоровне не хватало только усов. Бывшая главный бухгалтер, молодая женщина по имени Таня, не проработала с новым директором и двух месяцев. Следом за ней уволилась и второй бухгалтер, работавшая вместе с ней, – Нина. Не задержался и завхоз – Владимир Иванович. Потом уволился и главный инженер – Виктор Петрович. Люди просто не выносили стиля руководства нового директора. А нового директора особенно и не волновала проблема с кадрами. Он спокойно и методично избавлялся то от одного работника, то от другого. Он неторопливо разрушал то, что создавалось годами. Он просто шёл по трупам. Какова была его цель? Непонятно. Признания и любви Центрального правления БелОИ он всё равно не добился, а вызвал только раздражение. Единственным человеком, который сумел с ним как-то поладить, оказалась Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина. Да и та, я думаю, в душе тихо ненавидела Владислава Антоновича. За что я очень благодарен Владиславу Антоновичу, так это за то, что он сумел быстро и без проблем ликвидировать филиалы «Инвацентра», от которых всё равно не было никакого толку. Вот за это ему – спасибо! Но, как говорится в русской пословице, ложка дёгтя портит бочку мёда. Так и весь стиль руководства Владислава Антоновича.
К началу тысяча девятьсот девяносто седьмого года отдел творческой реабилитации инвалидов представляла команда в следующем составе: Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина, Олег Николаевич Скоромный, Лариса Александровна Попко, моя жена и я. То есть, Владислав Антонович весьма успешно и в короткое время избавился от большей части дружного творческого коллектива.
Владислав Антонович не только избавился от значительной части дружного коллектива, но и рассадил оставшихся специалистов по своему усмотрению. К примеру, меня и Олега Николаевича Скоромного он перевёл со второго этажа на первый в помещение галереи «Валентина». Это надо было понимать как проявленную жалость к инвалиду, которому ежедневно приходится по несколько раз подниматься и спускаться со второго этажа. В то же самое время новый директор мог несколько раз в день позвонить по телефону вниз и пригласить либо меня, либо Олега Николаевича, либо нас обоих в свой кабинет для того, чтобы побеседовать с глазу на глаз. Беседы эти чаще всего были пустыми и безрезультатными. Они раздражали и меня, и Олега Николаевича. Случалось и так, что Владислав Антонович сажал очередную «жертву» перед экраном телевизора и производил в её присутствии запись какого-нибудь очередного фильма на видеомагнитофон. Как позже выяснилось, все фильмы он записывал для себя, так как после его увольнения в «Инвацентре» не осталось ни одной видеокассеты. Вот такой был любитель кино. Но этим дело не кончилось. Новый директор не нашёл ничего лучшего, как открыть в «Инвацентре» бесплатный кинотеатр для малоимущих инвалидов. Едва ли это было мудрым решением. Тем более что кинотеатр этот посещали люди умственно отсталые или совершенно древние. Эти совершенно древние люди тратили на дорогу до «Инвацентра» порой около двух часов. И всё бы ничего, так нет, надо было Владиславу Антоновичу организовать предсеансовые мероприятия, на которых коротко рассказывалось о фильмах, режиссёрах, актёрах. Ведущим такого кинолектория назначили мою жену. Зося человек не публичный и не любит выступать перед людьми. Она ненавидела порученную ей работу, но добросовестно её выполняла. Каждый четверг перед началом какого-то фильма она сильно волновалась за то, как пройдёт предсеансовое мероприятие. И каждый раз оно проходило нормально. Всё, что Зося рассказывала зрителям, а их бывало максимум человек десять, самих зрителей совершенно не интересовало. Когда Зося заканчивала своё вступительное слово, она подавала знак рукой Вадиму, и тот нажимал на кнопку звонка. В будке киномеханика раздавался противный сигнал, который все слышали. Такой же противный, как голос звонка, киномеханик Илья – еврей, запускал очередное произведение киноискусства. Демонстрировали старые ленты. Кинотеатр имел статус ретро-кинотеатра. Он просуществовал недолго. Может быть, всего лишь год. Зрителей стало приходить всё меньше и меньше. Постепенно интерес к кинотеатру пропал и вовсе. Стало совершенно неинтересно и даже скучно. В самом деле Зося рассказала практически обо всех советских и зарубежных актёрах и режиссёрах. Хочу заметить, что очень помогла нам с Зосей в подготовке вступительных лекций Лариса Михайловна Михальчук, которая в то время работала в Национальной библиотеке, и частенько снабжала нас необходимой литературой. Кроме того, я пользовался читальным залом Белорусского университета культуры, где часто перед занятиями заглядывал в энциклопедию кино. Нет. Конечно, идея с кинотеатром была неплохая. Но это надо было практиковать недолго, или, во всяком случае, гораздо реже. Вот тогда бы это было праздничным событием. А поскольку это превратилось в обычное, заурядное явление, то вся праздничность и торжественность, естественно, пропали бесследно. Между тем, всё начиналось очень романтично. В день открытия кинотеатра зал был заполнен на две трети. Пригласили писателя Алексея Дударева, и в этот день показывали кинофильм «Белые росы», снятый по его произведению. Специально к этому событию я сочинил песню «Кинематограф», которую только тогда и исполнил один единственный раз. Теперь я уже начисто забыл её, как забыл и своего директора Владислава Антоновича. Текст этой песни сохранился и даже был напечатан то ли в журнале «Окно», то ли в альманахе «Гоман». Любопытно заметить, что кинотеатр открывался в год столетия со дня рождения кинематографа. Естественно, вспомнили о братьях Люмьер, открывших двигающиеся фотографии и гениальное высказывание вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина о том, что из всех искусств важнейшим для нас является кино. Чуть позже в одной из книг, рассказывающих о судьбе поэта Осипа Мандельштама, я прочитал, что кино по сути своей является самым общественным средством внушения и обмана народных масс. Это самое эффективное средство отвлечения внимания народа от проблем политических, экономических и социальных. Там же высказана мысль о том, что с появлением кинематографа, люди постепенно разучатся читать и уж, конечно, потеряют всякий вкус и интерес к этому процессу.
В том же тысяча девятьсот девяносто шестом году к нам в «Инвацентр» вместо Сергея Григорьевича Павлючика устроился руководителем студии авторской песни Виктор Станиславович Куликовский. Сергей Григорьевич стал инженером по свету и звуку. Витя был самым молодым работником «Инвацентра». Жил он в городе Фаниполь, что в двадцати километрах от Минска, если ехать по Брестской трассе. Витя всегда приезжал на электричке, тем более что железнодорожный вокзал Минска находится совсем близко от «Инвацентра». Между собой мы называли его «малыш», «маленький», а некоторые – «пацан». Были небольшие проблемы с устройством Вити на работу, потому что он не был минчанином. Но эти проблемы решились очень скоро и успешно. Надо было всего только отправить грамотно составленное письмо в администрацию Московского района. В ту пору эти учреждения назывались исполнительными комитетами. Без особого труда я составил и отправил необходимое письмо. Владислав Антонович очень на меня злился. Ну как же: я не посоветовался с ним по поводу нового работника, а всё решил своей властью – всё-таки был заместителем директора по творческой реабилитации инвалидов. Кроме того, Витя за несколько своих визитов в «Инвацентр» полюбился большей части коллектива. Это также раздражало нового директора. Кроме того, мне и Анатолию Александровичу нравилась в исполнении Виктора песня Олега Митяева «Шарлевиль». Это, думаю, тоже сыграло определённую роль в отношении Владислава Антоновича к Куликовскому. У Вити уже был определённый опыт руководства такого рода творческими объединениями. Он руководил клубом авторской песни города Фаниполя, получая за это сущие копейки. По сути дела «Инвацентр» был официальным источником дохода «Малыша». Клуб авторской песни города Фаниполя располагался в кинотеатре «Юность» того же города. Мне довольно часто доводилось там петь. Но это были не сольные или авторские концерты, а сборные или отчётные. Витя никогда не выпендривался и не кичился тем, что он руководитель клуба авторской песни. Всё получалось и происходило просто и без затей. Надо заметить, что у руководителя студии авторской песни РЦДИ «Инвацентр» было настолько мало работы, что её просто никто не замечал. Между тем определённый объём деятельности имелся. Надо было подготовить банк данных, пополнять студию новыми кадрами, обучать мастерству более слабых, следить за развитием жанра в республике и за её пределами, командировать для участия в тех или иных конкурсах и фестивалях членов данной студии. Это хороший объём! Всё это нужно и можно было делать, но только не с Владиславом Антоновичем. Все идеи творческого отдела отвергались или ликвидировались на корню. Зато его идеи, порой бредовые, активно приветствовались им же и главным бухгалтером Светланой Егоровной, которая очень похожа на крысу. Видя такое к себе отношение, мы решили вообще не проявлять инициативу, а ждать указаний от нового директора «Инвацентра». Ждать долго не пришлось. Безумные идеи посыпались как из рога изобилия – одна безумнее другой. Чтобы как-то оправдать эти свои идеи новый директор очень часто говорил:
– Вот послушайте… Это в порядке режиссёрского бреда. Я хочу, чтобы в зале раздавались взрывы, на потолке вспыхивали цветные огни, потом на экране появляются кадры кинохроники…
Чтобы выслушать режиссёрский бред нового директора, как правило, собирали весь коллектив «Инвацентра», включая уборщиц и водителя «РАФа» Владимира Фёдоровича. Реакция часто была одна и та же – люди делали удивлённое выражение лица и интенсивно крутили указательным пальцем правой руки возле виска. Тем не менее, несколько таких режиссёрских «бредов» вылились в целые акции: кинотеатр «Наш дом», уличная акция в поддержку «Инвацентра», День вывода советских войск из Афганистана, фестиваль творчества инвалидов. В проведении всех этих акций участвовали все члены коллектива «Инвацентра». Участвовали не потому, что боялись нового директора, а потому, что он своим доставанием выводил из себя каждого. Многие думали о том, что проще сделать, чем вступать в полемику о целесообразности. Вступать с новым директором в полемику по поводу его идей было равно самоубийству. Пожалуй, наиболее покладистой оказалась Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина. Она никогда не спорила с новым директором, а всегда чётко выполняла его инструкции. Этим Алла Николаевна добилась «высочайшего» расположения к себе. Настало долгожданное время, когда Владислав Антонович начал частенько произносить такую фразу:
– Когда я уйду из «Инвацентра», я вижу на своём месте Аллу Николаевну!
– Неужели ты, наконец, уберёшься отсюда? Скорей бы! – часто думали многие из нас.
Свершилось! Мы дождались! Новый директор, наконец-то, уволился. Боже! Как мало надо для счастья!..
Первый человек за всю мою трудовую деятельность, которого я не могу вспомнить добрым словом, хоть и усиленно ищу у него положительные моменты. Да, он упразднил два бездеятельных филиала в городах Брест и Витебск. Да, он организовал и открыл кинотеатр ретрофильмов «Наш дом» в «Инвацентре». Да, благодаря придуманной им акции, посвящённой Дню вывода советских войск из Афганистана, я сочинил песню «Солдат чужой войны». Эта песня тоже отдельным стихотворением была напечатана в альманахе «Гоман». Всё это очень хорошо, но совершенно ничтожно против того, как Владислав Антонович обращался с людьми. Перед своим окончательным уходом из «Инвацентра», он всё же успел капитально мне напакостить. Он просто понизил меня в должности, переведя из заместителя директора в художественные руководители. Причём эта пакость воспринимается ещё подлей, когда становится известно, что временем для этого перевода новый директор выбрал мои государственные выпускные экзамены в Белорусском университете культуры. Проще говоря, то время, когда я ничего толком не понимал и не воспринимал, потому что было не до того. А на моё место Владислав Антонович назначил Аллу Николаевну Некрасову-Подлипалину, чтобы сделать мне ещё больней и рассорить нас с ней. На такое способен только подлейший человек! Таким подлейшим человеком, который всё только разрушает и уничтожает, остался в моей памяти Владислав Антонович. Может, и не надо было обо всём этом писать? А может, наоборот надо, чтобы предостеречь других людей от возможных опасностей и неприятностей.
Алла Николаевна вскоре после ухода Владислава Антоновича возглавила «Инвацентр». Таким образом, она стала четвёртым человеком, который взял на себя миссию – тянуть эту лямку. Не лукавя скажу, мне неоднократно предлагали возглавить «Инвацентр». На эти предложения я всегда отвечал одно и то же:
– Чтобы я связался с этой помойкой? Да никогда!
Я привык возглавлять творческую начинку любого учреждения: клуба, студии, центра. Там, где творчество, там всегда есть место и простор для фантазии и романтики. Там же, где директорство, там скука и болото: содержание здания, кадровые вопросы, бухгалтерия, налоговая инспекция, бесконечные ревизии и прочая мура, от которой у многих часто болит голова.
Как положено новому директору, Алла Николаевна начала с ряда реформ. Прежде всего – с решения кадровых вопросов, для чего пригласила на работу в «Инвацентр» бывших работников художественного лицея, в котором училась её дочь Оля. Это были: Вера Степановна, Сергей Сергеевич и Елена Сергеевна Куцера. Соответственно они получили следующие должности: Вера Степановна – заведующий административно-хозяйственной частью; Сергей Сергеевич – вахтёр; Елена Сергеевна – администратор. Кроме перечисленных, из художественного лицея пришли: Татьяна Анатольевна Грибко – секретарь машинистка со знанием компьютера и Слава Кульгавый – художник-оформитель и столяр. «Инвацентр» получил прилив новых сил. Но это были люди Аллы Николаевны, и значит, надо было всё начинать сначала: знакомиться, налаживать контакты, проверять на «вшивость», щупать интеллект. А мне не привыкать – сначала, так сначала…
Важнее всего для меня было познакомиться и сблизиться с Еленой Сергеевной Куцера – новым администратором «Инвацентра» и Татьяной Анатольевной Грибко. Таня, о которой уже упоминалось на первых страницах романа, была очень юная особа – всего двадцать один год, но имела дочку и мужа. Жила Таня в микрорайоне Серебрянка. Она была очень-очень худенькая, ну прямо, как тростиночка на ветру. Долго уговаривать её что-либо напечатать никогда не приходилось, ибо всё выполнялось с первого раза. Правда, иногда Таня позволяла себе сделать две или три ошибки в тексте, но это случалось крайне редко. Я думаю, это происходило в те дни, когда у неё случались домашние неурядицы или когда Танюся не высыпалась после ночи бурной любви. Что ж, дело молодое! Прежде чем кого-либо осуждать или подтрунивать над кем-либо, необходимо вспоминать себя в эти годы. Я и вспоминал… И никогда Таню не ругал и не упрекал. Я только показывал, где были допущены ошибки, и просил в следующий раз быть более внимательной. Вот так раз за разом Танюся, так прозвала её Ленуся, Елена Сергеевна Куцера – новый администратор «Инвацентра», плавно и незаметно напечатала на компьютере огромную кучу отчётных документов, придуманных и составленных мною, среди которых были: отчёты о проделанной работе, всевозможные таблицы, сметы расходов на проведение различных мероприятий, сценарии мероприятий, мои научные труды, и много-много ещё чего. Я стал непревзойдённым бюрократом в хорошем смысле этого слова. Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина частенько обращалась ко мне с просьбой составить то или иное письмо в ту или иную инстанцию, тому или иному чиновнику. Надо сказать, что я любил составлять такие или подобные им письма. Подходил к этому процессу очень охотно и творчески. Это ведь тоже своего рода искусство – красиво, грамотно и убедительно составить письмо. Если хотите – это разновидность эпистолярного жанра. Куда и кому только мы с Аллой Николаевной не отправили писем! И они возымели действие. Очень не любил составлять письма, связанные с административно-хозяйственной деятельностью. В этих письмах в основном излагались просьбы об оказании помощи в проведении ремонта здания, о дополнительной телефонизации здания «Инвацентра» и о прочих таких вещах. Да Алла Николаевна и не просила меня об этом. Со всем этим прекрасно справлялась заведующая административно-хозяйственной частью Вера Степановна Куцера.
К тому времени, а это был тысяча девятьсот девяносто восьмой год, от старого дружного коллектива «Инвацентра» практически ничего не осталось. Остались только мы с Зосей да Алла Николаевна. Но Алла Николаевна по «завещанию» Владислава Антоновича стала директором «Инвацентра», а мою Зосю перевели в вахтёры. Правда, ещё поселился в стенах «Инвацентра» театральный коллектив, который возглавила Людмила Викторовна Карташова. Я появлялся в «Инвацентре» не каждый день. По предварительной договорённости с Аллой Николаевной большую часть своей работы выполнял дома. В «Инвацентре» же появлялся лишь для того, чтобы сдать выполненный объём и получить новый. В общем, был практически надомником. Николай Игнатьевич Колбаско – председатель Белорусского общества инвалидов против этого ничего не имел. Так что я мог чувствовать себя спокойно. Потом не возражал и, вновь избранный председатель Белорусского общества инвалидов Игорь Васильевич Курганович.
В марте тысяча девятьсот девяносто восьмого года прошёл очередной отборочный фестиваль авторской песни. Этот фестиваль проходил во Дворце культуры «Юность», том самом Дворце, где много лет проработала Алла Михайловна Белявская, возглавляя клуб «Пегас». Фестиваль ставил своей целью отобрать лучших бардов Белоруссии для участия в фестивале авторской песни «Петербургский аккорд – 98» Двумя годами раньше, гран-при «Петербургского аккорда» получил наш Александр Баль из Могилёва. Я заявился на отборочный фестиваль в мастерскую полных авторов и приготовил две самые новые песни. Одна из них называлась «Ожидание». Я прибыл на фестиваль даже без гитары и на автомобиле Константина Константиновича Улитина. Помню, со мной конкурировали Ольга Залесская и Катя Варкалова. Как только Ольга появилась в зале прослушивания, я понял, что для меня конкурс закончился. Нет, я ни на кого не злился, а просто понял, что меня никуда не командируют. Кого угодно, но только не меня. На следующий день или через два дня написались стихи, посвящённые этому фестивалю. Стихи получились очень странные, но зато по свежим воспоминаниям. Я в них никого не ругаю и ни на кого не жалуюсь, но всё-таки они получились очень странными. Никогда и нигде они не читались и, конечно, не были напечатаны. Их появление невозможно объяснить до сих пор.
Не кричите: «Браво!»,
Не кричите: «Бис!»
Купленная слава
Только тянет вниз.
Не спешите сразу
Суд свой совершать,
Иногда за фразу
Можно всё отдать.
Но немного значат
Опыт и талант.
Важно, чтоб Удача
Мимо не прошла.
Что ж, мечта «согреет»…
Опустеет зал.
«Это – лотерея!» –
Мэтр мне сказал.
Обсужденья, споры –
Сон или кино?
Вот уедут скоро
Те, кто ждал давно.
Для начала, я запорол песню «Ожидание». Скорее всего, потому, что исполнял её не на своей гитаре. Эта песня играется аккордами тональности ми-минор, но только коподастр прижимает струны на втором ладу. То есть получается тональность фа-диез минор. Довольно симпатично мелодически. Кроме того, в нескольких местах проскакивает очень неплохой текст. Я был почти уверен, что эта песня принесёт второе или, в крайнем случае, третье место. Но жестоко ошибся в прогнозах.
Из тех, кого я знал очень неплохо, в Санкт-Петербург поехали девушки из Молодеченского трио «Фиеста». Их я знал по фестивалю «Осенний марафон – 94», который проходил в «Инвацентре». В свою очередь с ними познакомила Анжела Худик.
Почему-то очень хотелось поехать в Санкт-Петербург. Какая неведомая сила тянула туда? Не понимаю до сих пор. Алла Николаевна согласилась оформить командировку без лишних вопросов и разговоров. Проблема была только в российских деньгах. Меняли только не очень большую сумму и то одному человеку. Пришлось обратиться во Внешэкономбанк и там решать вопрос на уровне заместителя управляющего. Для этого была придумана легенда о якобы предстоящем протезировании, которое в Санкт-Петербурге поставлено на солидный уровень. Было не очень приятно врать по этому поводу чиновникам, но другого выхода на тот момент не было.
Решили ехать втроём: я, Витя Куликовский и Аня Панкратова. Мы ехали независимо ни от кого, то есть не являлись так называемым «хвостом» основной Минской группы.
Аня Панкратова, та самая девушка, которая подошла ко мне после гала-концерта фестиваля девяностого года и сказала, что ей очень понравилась песня про поезд. Затем был очень долгий перерыв и очень долгое молчание. Потом Анна нашла меня и предложила принять участие в каком-то очередном проекте, связанном с авторской песней. Я согласился, но по каким-то причинам не смог явиться на встречу. Опять новая затяжная пауза. Далее участие в одном сборном концерте в кинотеатре «Юность» города Фаниполя. Это был отчётный концерт Фанклуба, которым руководил Виктор Куликовский. После концерта, когда мы ехали с Анной в одном автомобиле, она произнесла фразу, которая запомнилась на всю жизнь:
– Знаешь, Володь, по большому-то счёту у каждого из нас две-три достойных песни, а всё остальное…
Очень долго еще эта фраза, словно эхо, то тихо, то усиливаясь, по несколько раз в сутки звучала в моей голове. Я стал примерять её к своему творчеству. Действительно! Всё сходилось! Из множества своих песен я находил достойными пять или шесть. Но с каждым новым днём отношение к песням менялось. Если вчера я считал достойными одни, то сегодня уже совсем другие песни. Эта борьба рейтингов происходит до сих пор. Наверное, она никогда не кончится. Даже если я совсем перестану сочинять песни, процесс этот будет продолжаться. Пожалуй, он не кончится никогда. Анюта подарила мне две своих авторских аудиокассеты: «Маленький Анютыч» и «Междулетье». На первой кассете поют в основном девушки из трио «Фиеста». Песни преимущественно детские. Я полагаю, что Анна посвятила эту кассету своим детям, а их у неё трое. Вторая кассета «Междулетье», пожалуй, поинтереснее. Здесь я услышал свой неповторимый панкратовский мир, в котором уживаются и сказка, и философия, и народные интонации. С первого раза песни Анны Панкратовой не сразу поймёшь и воспримешь. Но, вслушиваясь, с каждым новым разом что-то открываешь для себя новое, незнакомое и удивительное. У Ани сильные тексты и очень оригинальные гармонии. Иногда кажется, что не может существовать такой песни. Однако она звучит! Значит – она есть! Анюта – дама непредсказуемая и немножко взбалмошная. Я думаю, что это ещё от молодости. Наверное, от той же молодости она еще очень непоседливая. Вот и сейчас, в день отъезда, когда до отправления поезда остаётся пять минут, она ещё не появилась на перроне. Мы с Витей и Зосей уже доехали на маршрутке до вокзала, накурились вдоволь перед вагоном. Уже Зося машет мне рукой на прощание, и я остро чувствую, как она не хочет, чтобы я уезжал. Кажется, будто я забуду о том, что калека, и спрыгну с поезда, чтобы остаться с ней и больше никуда и никогда не уезжать. Но я этого не сделаю. Вот уже дождь робко застучал по стёклам и крыше вагона. Появилась Анна. Она появилась за две минуты до отправления поезда. Теперь собрались все. Можно ехать. И мы поехали. Поезд начал набирать скорость. Вместе с ним набирал скорость и дождь. Я думал о Зосе. Почему она не попросила меня остаться? Ведь я бы остался. Плюнул на всё и остался. Вот она всегда такая: будет переживать, но промолчит. Вспомнились наши прежние прощания, когда я уезжал в Москву, а она из Москвы в Минск. Немного потосковав и предавшись воспоминаниям, я вскоре вернулся в вагонную жизнь. Вернул меня к этой жизни бодрый голос проводницы:
– Приготовьте, пожалуйста, билетики!
– Всегда готовы! – бойко и с готовностью произнесло наше трио.
Мы выехали в пятнадцать часов «с копейками» В девятнадцать часов подъезжали к Витебску. На перроне нас встречал Слава Савинов. Дождь уже кончился. Я не стал выходить из вагона и поприветствовал Славика из тамбура. Витя с Аней спустились на перрон и начали втроём о чём-то болтать. Поезд в Витебске стоит пятнадцать или двадцать минут. Я выкурил сигарету и вернулся в вагон на своё место. Вскоре вернулся и Витя. Самой последней пришла Аня, и было видно, что она чем-то огорчена. Нетрудно было догадаться, чем именно. Однако я прикинулся, будто ничего не знаю, и знать не хочу. Витя принялся успокаивать Анюту, на что она реагировала с некоторой даже агрессией. Вскоре всё и все затихли. В поезд пришла ночь. В это время как-то очень отчётливо слышится шум электровоза, лязг колёс на рельсовых стыках и гудки поездов, идущих навстречу. В это время, наверное, хорошо сочиняется. Я попробовал посочинять. Не получилось. Закрыл глаза. Сначала поглотила сплошная темнота. Потом, сначала мутно, а далее всё отчётливее начали возникать картины прошлых лет…
Вот передо мною набережная реки Москвы в районе Павелецкого вокзала. Перед самым носом лобовое стекло «Москвича 408-Б», цвета «Кара-Кум», государственный номерной знак 98-00 ММО. Летнее раннее утро тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Нас в автомобиле четверо: Лилия – моя первая, а теперь уже давно бывшая, жена, наши приятели Лида и Эдуард, наконец, я в рассвете физических и творческих сил, в возрасте двадцать четыре года. Мы едем в город Ленинград на автомобиле. Мы давно и каждый втайне мечтали об этой поездке. Я ещё только научился нормально управлять автомобилем. Мы не готовились к этой поездке, но очень хотели поехать. Главное – очень захотеть. Никаких сборов в дорогу, никаких подготовок автомобиля. Главное – знать в какую сторону рулить. И вот уже «Москвич» светло-жёлтого цвета пересекает кольцевую автодорогу и направляется сначала в сторону Калинина (Твери), затем на Новгород (Великий Новгород), а там уже до Ленинграда остаётся каких-то двести километров. Это ерунда, что под Новгородом у нас пробило единственное запасное колесо. Мне сейчас вообще кажется, что мы путешествовали на голом энтузиазме. А ведь предстояло проехать Таллинн и Ригу. Как-то Господь Бог нас оберегал от разных неприятностей. То ли потому, что в тот период Он любил рисковых людей, то ли ещё по каким-то причинам, но Он нас постоянно охранял. А ведь ни один из нас в то время не отличался ярко выраженной верой в Него. Наверно тайна крылась в чём-то другом. Может быть, в нашем едином и неудержимом стремлении познать этот загадочный, удивительный, красивейший Петербург. Город Достоевского, Пушкина, Белинского, Ахматовой…
Когда мы проезжали город Клин Московской области, где находится Дом-музей Петра Ильича Чайковского, я предложил остановиться и посетить этот музей. Но почему-то меня никто не поддержал. Я до сих пор жалею о том, что не остановился тогда в этом месте. Тем более что сейчас я упиваюсь музыкой Чайковского, всё больше и глубже познавая его жизнь и творчество. Мечтаю приобрести книгу или фильм о нём, тот самый фильм, где в главной роли Иннокентий Михайлович Смоктуновский. Ну почему я тогда не остановился? Кого или чего испугался? Ведь всё было в моей власти. Остановился бы и всё. И никто и ничего не смог бы со мной сделать. Если бы только поорали? Ну, так поорали бы и затихли. Машину-то никто не умел водить. И ведь время было как раз для посещения очень нормальное – часов одиннадцать утра. Да-да. Мы ведь выехали из Москвы часов в восемь-девять. Единственное, что я успел сделать, так это снизить скорость почти до тридцати километров в час. Музей стоит как раз на трассе, во всяком случае, стоял тогда, почти тридцать лет назад. Этим торможением я как бы поклонился музею и памяти великого русского композитора. Далее начинались места А. С. Пушкина и А. Н. Радищева – «Путешествие из Петербурга в Москву». Вот указатель на город Осташков Калининской (Тверской) области. Помню, помню… Здесь находится озеро Селигер. Сюда часто приезжал отдыхать одноклассник моей бывшей жены Лилии Николай Герасимов. Он запомнился тем, что научил нас с Лилией играть в преферанс – прекрасную и увлекательнейшую карточную игру. Я потом не развился в сильного преферансного игрока, но любовь к этой игре сохранилась до сих пор.
До этой поездки из нас четверых в Ленинграде бывал только Эдуард. Поэтому, как только мы въехали в город, он стал показывать дорогу. На протяжении всего пути хлестал дождь. Как только мы появились в Ленинграде, засияло солнце. Мы двигались по Московскому проспекту к Невскому проспекту. Московский проспект показался довольно узкой улицей по сравнению с улицами Москвы. Многие улицы Ленинграда были в то время ужасно неровными и сплошь в колдобинах. Местные жители не обращали на это никакого внимания и часто шутили по этому поводу. Дворцовая площадь поразила красотой. Под лучами щедрого летнего солнца она казалась ещё красивей и необычней. В общем, первое впечатление от Ленинграда можно определить как «сразившее наповал». Следующие архитектурные и другие памятники оставляли самые разные впечатления. Марсово поле особо не впечатлило. Это братская могила революционеров. А сейчас, когда множество тайн приоткрылось и раскрылось, я поменял своё отношение к революционерам в сторону негативную. Потряс Русский музей. Он же забрал последние силы. Зато посмотрел картины, расположенные на всех трёх этажах. В Эрмитаж попасть не удалось. Может быть, это даже и к лучшему. Говорят, что туда лучше не попадать – не выберешься. Удалось побывать в Казанском и Исаакиевском соборах. Самое яркое впечатление осталось от Петродворца. Это удивительное место. Кроме неописуемой красоты оно обладает удивительным свойством – там исчезает понятие времени. Там можно появиться ранним утром и не заметить, как наступит ночь.
Незабываемое впечатление оставили знаменитые белые ночи. По обывательской сути ничего вроде бы особенного, но по эмоциям и в духовном плане необычайно замечательная пора, особенно для прогулок и объяснений в любви. Наверное, немало поэтических произведений посвящено поре белых ночей. Тут не надо далеко ходить за примерами. Возьмите хотя бы повесть Ф. М. Достоевского «Белые ночи». Пора белых ночей приходится как раз на июнь месяц. Именно в этот период и гостила наша четвёрка в Ленинграде.
Так состоялось моё первое знакомство с удивительным городом на Неве. Когда покидали Ленинград, ни в какие водоёмы я не бросал никаких денег, так как был уверен, что непременно вернусь сюда. И не ошибся! Вернулся в этот город через девять лет. Но уже на другом автомобиле и в другом составе.
На этот раз, то есть в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, я прибыл на белом «Запорожце» с государственным номером 92-91 МИ. Со мной была моя жена Зося и её, теперь уже автоматически и мой, племянник Саша. Саше было десять лет. Мы приехали уже толково собранными и готовыми к различным дорожным неожиданностям. На сей раз мы ехали к родственникам. В этом было что-то приятное и надёжное. Наши родственники живут очень близко к окраине Ленинграда, а именно в районе площади Победы (там тоже есть такая площадь). Быстро нашли по адресу нужный нам дом и въехали в каменный колодец. Так назывались в Ленинграде замкнутые по периметру многоэтажного дома дворы. Был солнечный летний день. Каменный колодец, которых в Ленинграде было полным полно, располагался во дворе семиэтажного дома. Мы приехали к родной сестре моего тестя Николая Тимофеевича. Вечером я, исполненный гордости за то, что более или менее уже знаю город, повёз Зосю и племянника показывать центр Ленинграда, то есть Дворцовую площадь. По пути мы проезжали мимо Исаакиевского и Казанского соборов. Красота, исходившая от этих памятников архитектуры, с годами совершенно не померкла. Потом просто катались и осматривали город. Зося была, как мне показалось, в полном восторге от увиденного. На следующее утро мы отправились в Павловск и Пушкин. Впечатлил Екатерининский дворец в Царском селе, то есть в городе Пушкин. Меня, например, особенно потряс тот факт, что все якобы золотые предметы, были сделаны вовсе не из золота. Все они просто были покрыты особой краской под цвет золота. Но как всё тонко и искусно выполнено! На следующий день мы посетили Казанский собор – музей истории религии и Петродворец. Кажется, я тогда делал какие-то фотографии, и, кажется, где-то валяются негативы. Но после поездки я даже не пытался их разыскать. Может быть, зря поленился? Мы погостили в Ленинграде всего два или три дня. За это время посмотрели самые главные архитектурные памятники. Остальное оставили на потом, до лучших времён. Но лучшие времена так и не настали.
Я думал обо всём этом под мерный стук колёс поезда. Полулёжа и полусидя с закрытыми глазами, я видел и Ленинградский каменный колодец, и Казанский собор, и красивейший парк Петродворца с его потрясающим центральным фонтаном, и пасмурное утро, когда мы уезжали из этого удивительного города. Так не заметил, как уснул. Разбудило яркое тёплое приятное солнце. Наш поезд прибывал в колыбель трёх революций. Поскольку у нас был десятый или даже двенадцатый вагон, пришлось очень долго брести до помещения Витебского вокзала. Из вокзала сразу же попадаешь в метро. Это очень удобно, если Вы на здоровых ногах. А если нет? А если нет, надо искать выход. Тут я вспомнил о специальной службе, которая доставляет инвалидов от трапа самолёта до самого места пребывания. А где же это практикуется? Да-да, в Симферополе. Именно там машина скорой помощи доставляет от трапа самолёта до санатория или пансионата, причём совершенно бесплатно. Но это было когда-то. А сейчас, слава Богу, тысяча девятьсот девяносто восьмой год. Ну, а почему бы ни попробовать? Пройдя в медпункт, я рассказал персоналу всю ситуацию. Они как-то очень быстро всё поняли и не стали задавать лишних вопросов. Единственное, предупредили, что придётся подождать. Машина скорой помощи появилась через полчаса. Погрузили меня, три гитары и два огромных рюкзака, в которых были продукты питания, одежда и прочие необходимые мелочи. Вите Куликовскому и Ане Панкратовой пришлось поехать на метро. Минут через двадцать я был на станции туристов, то есть в том месте, где мы должны были размещаться. Другие участники и гости фестиваля «Петербургский аккорд – 98» жили в хорошей гостинице, которая находилась на улице академика Попова. Недалеко от этой гостиницы, в четырёх троллейбусных остановках красовался Дворец культуры, где и должны были проходить конкурс и серия концертов авторской песни. Если же ехать к Дворцу культуры от станции туристов на метро, это займёт минут тридцать-сорок. Машина скорой помощи уехала, оставив на крылечке три гитары и два огромных рюкзака. Вскоре появились долгожданные Аня Панкратова и Витя Куликовский.
Мы втроём прошли внутрь здания и занялись оформлением. Благодаря моим костылям нам выделили комнату на первом этаже, тогда как других участников и гостей фестиваля поселили на третий этаж. Комната была небольшая – на трёх человек. Из неё виднелась ещё одна дверь, ведущая в туалет. Но, чтобы попасть в туалет, необходимо было подняться на высокую ступеньку. Когда я видел это препятствие, в организме что-то срабатывало, и желание справить нужду неожиданно куда-то улетучивалось, причём на продолжительное время. Мои компаньоны начали раскладывать вещи, а потом сварили на всех вермишель и открыли какие-то консервы. Всё это мы дружно запили кофе. Потом Аня предложила немного порепетировать. Долго выясняли, с какой же песни начать. Наконец-то договорились. Перед началом репетиции долго и тщательно настраивали гитары. Это было связано с тем, что Аня настраивает гитару примерно на два-два с половиной тона ниже принятого строя. То есть у неё гитара звучит не в унисон звуку «МИ» первой октавы, а в унисон звуку «До» первой октавы. Это связано с тем, что она не хочет срывать свой голос и с тем, чтобы не сильно напрягать себя вокально. Нет, конечно, если надо, она споёт… А если не надо? Да и зачем? К тому времени Аня уже записала на Белорусском республиканском радио у Надежды Владимировны Кудрейко – автора и ведущей программы «Моя музыка», две кассеты: «Маленький Анютыч» и «Междулетье». Кассета под названием «Маленький Анютыч» была выпущена годом или двумя раньше. На ней были записаны «песенки для детей и взрослых в исполнении автора и трио «Фиеста». Наиболее яркими, по-моему, можно считать песни «Блондинистый брюнет», «Фургончик августа». Здесь слышится очень приятная полифония на фоне весьма необычного гармонического рисунка. Тембрально голоса трио «Фиеста» подобраны очень мягко. «Междулетье» – кассета более серьёзная, но на ней собрано слишком много звуковых эффектов, как может показаться неискушённому слушателю. Здесь и шум дождя, и вой ветра, и бой старинных часов, но всё это уместно и только усиливает эмоциональное восприятие песен. Кассета начинается с шума морских волн и крика чаек, а затем звучит песня «Лодочка». Песня исполнена в несколько народном стиле и по тексту и по мелодии. Следующая песня, про верблюда, переписана с первой кассеты. Песня «Пророчество», четвёртая на кассете, звучит уже при гитарной поддержке Виктора Куликовского. Очень интересная песня, но короткая. Следующая песня, также при гитарной поддержке Виктора Куликовского, начинается с боя старинных часов и стука каблучков по лестнице. Эта песня называется «Золушка». В ней очень красивая и необычная мелодия. Песню эту повторить довольно сложно. Очень интересный текст у этой песни. Здесь имеет место как бы предупреждение – а стоит ли всё это того? Ведь можно опять стать золушкой, но только у принца. Довольно интересная песня «Пой, ветер». Также немало других интересных песен записано на этой кассете.
В тот день после нашего завтрака Аня и Витя упорно репетировали песни «Лодочка», «Пророчество», «Золушка» и «Пой, ветер». Аня очень часто прерывала ту или иную песню и высказывала какие-нибудь замечания либо изменения. Её не устраивало почти всё: темп звучания, скорость аккомпанемента, тембр её собственного голоса, исполнение Витей гитарных партий и многое другое. В очередной раз наступив на горло собственной песне, Аня ненадолго предавалась полному молчанию, а потом как бы собравшись с новыми силами, продолжала репетицию. Это продолжалось около двух часов. Я всё это время находился рядом с ними, но в репетиционный процесс не вмешивался. Я хоть и имел эти две кассеты, но решил – это не моё дело. Надо было подумать и о себе. Ведь все мы трое готовились к прослушиванию. Мы тогда не знали, что пока готовились, прослушивание вступало в фазу своего завершения. Вот как важно всегда иметь с собой программу того или иного форума. Изумрудного цвета «восьмёрка» доставила нас к гостинице на улице академика Попова за мои деньги, которых и так было совсем немного. Все командировочные деньги в итоге были проезжены по Ленинграду на такси, а ведь они достались мне с таким трудом! Ну, да ладно. Чего уж теперь жалеть? Нас вёз молодой водитель, который очень хорошо знал город. Он как-то ухитрялся не попадать в пробки, которых было на тот час больше чем достаточно, либо ехал какими-то глухими закоулками. В тот день погода стояла пасмурная, хотя прибыли мы на поезде в солнечный и приветливый город. Но погода здесь, как известно, меняется каждый час. Мы приехали в гостиницу и сразу же бросились к афише, висевшей тут же в фойе у главного входа. Из афиши мы узнали о том, что прослушивание уже закончилось и первый концерт фестиваля, а также его открытие состоится в девятнадцать часов во Дворце культуры, который находится совсем недалеко. Мы почему-то совершенно не огорчились, а стали беспорядочно наугад бродить по коридору второго этажа гостиницы и прислушиваться к звукам, раздававшимся из номеров. Первый привлекающий наше внимание, звук раздался из штабного номера Белорусского региона. Надо было зайти, чтобы отметить моё командировочное удостоверение. В этом номере мы встретились с Наташей Якутович и Аллой Белявской. Они подробно рассказали о программе фестиваля «Петербургский аккорд – 98». Отметив командировочные удостоверения, мы двинулись дальше по коридору. Примерно через два номера наше внимание привлёк шум аплодисментов. Мы вошли в большую комнату, где сидело много народу. Процесс был в самом разгаре. Уже давно ходила по кругу гитара, а вместе с ней и водка. Что мне нравится во встречах бардов, так эта полная демократичность. Здесь не спрашивают кто ты и откуда? Уж если ты попал сюда – значит свой. И совершенно неважно, во всяком случае, никого не интересует, поёшь ты, сочиняешь, либо зашёл просто так. Тебе непременно передадут пятьдесят граммов водки и что-нибудь закусить. Также встретили и нас троих. После такой встречи у каждого в душе проснулось чувство долга. Каждый из троих вероятно подумал: «Надо чуть-чуть рассказать о себе и что-то спеть. В общем, отработать угощение».
Самой раскрепощённой среди нас была, конечно, Анюта. Она и начала.
– Анна Панкратова. Белоруссия. Город Минск. Я спою свою песню «Золушка». Мне поможет Виктор Куликовский.
Всегда трудно начинать! А уж потом и остановиться невозможно. Так получилось и в этот раз. Оказывается, мы попали к ребятам, представляющим Карелию. Много было спето песен. О многом было переговорено. Я представил свою песню «Поезд». Потом спел что-то ещё, и ещё и ещё…
