Особенно острой и показательной была конкуренция между фольклорным ансамблем «Свояки» и бардами-инвалидами. Инициаторами частых скандалов или перепалок была пара человек из состава «Свояков». В основном причиной таких перепалок был спор из-за финансирования – кому на данный отрезок времени больше выделить финансовых средств. Бардов, в частности – меня тоже, особенно сильно раздражало то, что бездарные «Свояки» на очень многое претендуют: и костюмы им подавай, и инструменты, и гастроли им устраивай. Сами же они ничего не стоили, были нулём. За весь их коллектив отдувались Александр Владимирович Рощинский, который и пел, и играл на баяне, и танцевал даже, и его жена Лена, которая делала то же самое за исключением игры на баяне. Практически все серьёзные концертные программы вытягивались на плечах семьи Рощинских. Что касается остальных членов коллектива, то половина из них просто не знала текстов, но как-то что-то умудрялись подпевать. Костюмы им пошили очень неплохие и ансамбль «Свояки» на сцене представлял собой очень неплохую, по мнению телевизионщиков, картинку. Ну, а что хотеть – ведь коллектив «Свояки» составляли в основном женщины преклонного возраста из Советского и Московского районов города Минска. От них много и не требовали. Но откуда вдруг взялись такие амбиции. Бабульки очень быстро возомнили себя звёздами. Всё бы можно было пережить, но только не то, что звёзды сжирали очень много денег. А это уже были незапланированные расходы. Смета рассчитывалась, в частности, на денежные средства, предназначенные для реализации программы творческой реабилитации инвалидов. А тут вмешалась кучка каких-то бабушек, которые страдают внутренними и общими заболеваниями, за некоторым исключением, и нарушила все творческие планы «Инвацентра». Я не знаю, может быть, я был в своё время недальновидным руководителем, и фольклорный ансамбль «Свояки» был нужен «Инвацентру», как воздух, но всё моё нутро отрицало тогда сам факт существования этого коллектива. Я терпеть не мог, не терплю и сейчас, халтуры и очковтирательства. Особенно остро это касается искусства и творчества. Если у меня что-то не получается, я или репетирую до изнеможения или бросаю. Вот так, меряя по себе, и оценивал деятельность ансамбля «Свояки».
Тем не менее, мы были в прекрасных отношениях с Александром Владимировичем Рощинским и его женой Леной. Александр Владимирович – прекрасный человек во всех отношениях. Он даже пару раз был у нас с Зосей дома в гостях, когда мы жили на улице Ландера. Мы много говорили о музыке. Тогда впервые от него я услышал мнение о том, что русские композиторы – одни из самых гениальных на свете, но их творчество ещё совершенно не изучено. А Пётр Ильич Чайковский – самый гениальный композитор. Тогда я не придал значения этим его высказываниям. Но спустя более десятка лет я убедился в том, что Александр Владимирович был прав.
Сейчас из русских композиторов я выделяю трёх – Петра Ильича Чайковского, Николая Андреевича Римского-Корсакова и Модеста Петровича Мусоргского. Я часто с удовольствием переслушиваю произведения этих композиторов, но всё-таки мне больше всего нравится музыка Чайковского. Я и раньше любил его музыку. А всё началось с того, что классе в четвёртом, то есть когда мне было десять лет, я впервые услышал грампластинку с литературно-музыкальной композицией «Лебединое озеро». На этой пластинке текст читал Георгий Абрикосов, и была использована музыка П. И. Чайковского из балета «Лебединое озеро». Помню, я был тогда потрясён, если можно детское впечатление назвать потрясением. Позднее, уже в семнадцать лет купил комплект из трёх грампластинок, где была полностью записана музыка к балету «Лебединое озеро» в исполнении оркестра Большого театра. Я часто слушал эти пластинки и восхищался. Забегал домой пообедать, так как работа была очень близко от дома, и сразу же включал музыку Чайковского, долго потом наслаждаясь ею и часто забывая пообедать. Вспоминаю момент из биографии Людвига Вана Бетховена, музыку которого тоже обожаю. Так вот, он терпеть не мог, когда его звали покушать, особенно, если он работал.
Третье возвращение к творчеству Чайковского состоялось где-то году в семьдесят пятом. Тогда это было связано со знаменитым первым концертом П. И. Чайковского в исполнении Вана Клиберна. Предпоследнее свидание с музыкой гениального Чайковского состоялось в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. В то время в Москве в ГЦКЗ «Россия» гастролировала балетная труппа под руководством Бориса Эйфмана. Они привезли, помимо других спектаклей, балет «Идиот» на музыку шестой симфонии Петра Ильича Чайковского. Трудно себе вообразить большее чудо. Наслаждение удваивается, утраивается, когда ощущаешь себя полностью в материале. Ещё бы – ведь книга прочитана. Сначала казалось, что Борис Эйфман сотворил невозможное. Я шёл на спектакль с предубеждением, что Ф. М. Достоевского невозможно переложить на язык музыки и хореографии. Оказалось, что я глубоко заблуждался – очень даже возможно. И это очень убедительно доказал Борис Эйфман. С первых же минут спектакля я словно куда-то улетел и не возвращался до тех пор, пока в зале не включили свет, и он не наполнился громкими аплодисментами. И вот сейчас, в 2006 году я вновь и вновь наслаждаюсь этой волшебной музыкой и ещё раз убеждаюсь, насколько прав Александр Владимирович Рощинский, и насколько высока музыка Чайковского.
Постепенно я смирился с мыслью, что в «Инвацентре» поселился и будет жить фольклорный ансамбль «Свояки». Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина по-прежнему, также как и в самом начале уделяла «Своякам» очень много внимания. Мои возмущения и всякие разные негодования постепенно угасали, а вскоре и вовсе куда-то исчезли. Скорее всего, причиной тому были прежние заслуги Аллы Николаевны передо мной. Нет, наверное, не заслуги, а сумма добрых дел, которые она для меня сделала. Алла Николаевна была ведущей многих концертных программ, в том числе и президентского концерта, проходившего в тысяча девятьсот девяносто четвёртом году в Доме офицеров; была организатором многих культурно-массовых мероприятий; была занята в спектакле «Спать хочется», о котором уже рассказывалось. Она была очень активным работником «Инвацентра», а главное – тесно дружила с бухгалтерией «Инвацентра», что было весьма важно для финансирования и развития фольклорного ансамбля «Свояки». Может быть, вся её активная деятельность, скорее всего, была холодным и трезвым расчётом, а может быть, она действовала искренне, от всей души. Затрудняюсь ответить на это однозначно. Во всяком случае, на счету Аллы Николаевны немало хороших добрых дел. Перечисляя эти дела, хотелось бы отметить: открытие в «Инвацентре» духовного уголка (вместо бывшего бара), где можно было помолиться; организацию системы обучения для детей-инвалидов живописи и основам декоративно-прикладного искусства. Ну, а самое главное, Алла Николаевна организовала группе лауреатов Международной премии «Филантроп», в которую входил и я, выезд в город Москву для получения названной премии.
Премию вручали в мае двухтысячного года. Но до вручения Премии оставалось ещё целых шесть лет. Много всяких событий произошло за этот период. Были среди них и хорошие и не очень, приятные и совсем неприятные. Самым печальным событием была смерть отца Зоси – Николая Тимофеевича. Всё же остальное можно было как-то пережить. С уходом из жизни Николая Тимофеевича показалось, что утеряна какая-то очень важная часть существования. Тестя стало очень не хватать. Стало не хватать частых выездов в лес то за черникой, то за грибами. Стало не хватать его визитов к нам на улицу Ландера. Теперь не он к нам, а мы приезжали к нему на могилу. Его могила находится очень близко от железной дороги, ведущей на Молодечно, а затем в Литву. Видимо, это символично. Николай Тимофеевич очень любил путешествовать, будь то автомобиль, поезд или ещё какой-нибудь транспорт.
Близился тысяча девятьсот девяносто пятый год, а вместе с ним очередной Республиканский фестиваль искусств инвалидов. Творческий коллектив «Инвацентра» был укомплектован окончательно. Он состоял из Олега Николаевича Скоромного, Аллы Николаевны Некрасовой-Подлипалиной, Валентины Фёдоровны и Людмилы Юрьевны, Сергея Павлючика, Ларисы Александровны Попко – сестры Анатолия Александровича, моей жены Зоси и меня. Это были люди, которых можно было видеть в «Инвацентре» ежедневно. Другая часть творческого коллектива состояла из двух частей: нештатные работники и руководители двух филиалов «Инвацентра» в городах Витебске и Бресте, которые соответственно возглавляли Татьяна Михайловна Савицкая и Валерий Николаевич Масюк. Группа нештатных работников была сформирована из Татьяны Николаевны Молчан – руководителя студии эстрадной песни и Александра Владимировича Рощинского – руководителя фольклорного коллектива «Свояки». Также трудилась в «Инвацентре» семейная пара – Елизавета Давыдовна Полеес и Анатолий Фёдорович Моисеев. Эта пара возглавляла литературно-издательский отдел «Полёт души». Отделом «Полёт души» было выпущено немало хороших интересных книг. А вот филиалы в городах Витебске и Бресте работали очень слабо и очень неэффективно. Часто в мою голову закрадывалась мысль о целесообразности этих филиалов. Но всегда верх одерживала нормальная человеческая жалость: надо помочь инвалиду, коль сам ты более или менее устроен. Наверное, такая же жалость была и у Анатолия Александровича, который, работая в Центральном правлении Белорусского общества инвалидов, помимо своих прямых обязанностей ещё и курировал деятельность «Инвацентра».
Работа «Инвацентра» по сути, являлась одной из значительных и важных задач в цепи вопросов и проблем социальной направленности деятельности Белорусского общества инвалидов. Я полагаю, что Анатолий Александрович также хорошо понимал слабую эффективность работы филиалов, но относился к этому довольно лояльно. Надо отдать ему должное, и искренне поблагодарить за то, что он существенно помог при устройстве Зоси на работу в «Инвацентр». Поначалу Зося чувствовала себя несколько растерянной – она просто не знала с чего начать и что вообще нужно делать. Я пришёл ей на помощь. Представьте себе, как сложно перейти с предприятия, занимающегося картонажным производством, в творческую сферу. Мне стало очень трудно руководить. Как я могу приказывать собственной жене? Я и дома-то, в тесном семейном кругу, не очень-то позволяю это себе. А тут, при людях, публично…
Наш отдел стал называться «Отдел творческой реабилитации инвалидов». В него входили следующие структуры: студия изобразительного и декоративно-прикладного искусства и галерея «Валентина»; музыкальная студия; студия эстрадной песни; фольклорный ансамбль «Свояки»; студия авторской песни; сектор по организации культурно-массовых мероприятий; сектор по работе с творчески одарёнными детьми-инвалидами; литературно-издательский отдел «Полёт души»; два филиала в городах Витебске и Бресте. Таким образом, творческий штат получался мощным – только работай. Вот мы и работали. Мы организовывали, готовили и проводили множество мероприятий, в основном по заявкам Центрального правления Белорусского общества инвалидов. После каждого такого мероприятия проходил «разбор полётов», главным инициатором и организатором которого, всегда был Анатолий Александрович. Он был постоянно недоволен тем, как прошло то или иное мероприятие: и то сделали не так и это недосмотрели, и того не учли. В общем, он строил нас как школьников. Однажды в доверительной беседе Толя сказал мне:
– Ты на меня, Володя, не обижайся – характер у меня такой. Мне всё время кажется, что я бы сделал намного лучше.
Постепенно я начал привыкать к этому стилю руководства Толи. Мне только казалась, что все эти замечания можно было бы высказывать в более корректной форме. Но Толе было не до того. Ему было не до сентиментов.
Вскоре в нашей большой творческой команде произошёл раскол. Она разделилась на несколько частей. В одну группировку входили: Олег Николаевич Скоромный, Сергей Григорьевич Павлючик, Лариса Александровна Попко, моя Зося и я. Таким образом, группировка, назовём её номер один, состояла из пяти человек. Иногда к нашей пятёрке примыкал Валерий Николаевич Масюк из Бреста и, очень-очень редко, Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина. Мы собирались в трёх местах: в «Инвацентре» после работы, то есть после пятнадцати часов; очень часто в нашей квартире на улице Ландера; на квартире у Ларисы Александровны Попко.
Лариса живёт на юго-западе Минска. У неё двухкомнатная квартира на первом этаже. У Ларисы трое детей – два сына и дочь. Долгое время нам с ней не удавалось познакомиться. В причинах этого я не разбирался. Да и какое это сейчас имеет значение? Наконец, наше знакомство состоялось. Ларисе очень понравился цикл моих песен, написанных на стихи Геннадия Бондаренко. Она была на моём первом сольном авторском концерте, проходившем в декабре восемьдесят восьмого года в РДК БелОГ. После этого концерта Лариса дала мне почитать трёхтомник поэта Василия Фёдорова и попросила понравившееся стихотворение положить на музыку. Из трёхтомника я выбрал всего лишь два стихотворения и сделал из них песни. Первой я написал песню, которую назвал «Завещание». Она начинается строчками:
«Как умру, моё забудь ты имя.
После ласк в полночной тишине
С лучшими, чем я, да, да, с другими
Говорить не надо обо мне…»
Песня Ларисе, в общем, понравилась, но с тех пор, как она была сочинена, я исполняю её крайне редко. Есть в этой песне что-то мистическое и роковое. Взять хотя бы самую первую строчку. Не стал я записывать эту песню и на авторскую аудиокассету. Да и вспоминать её стараюсь как можно реже.
А вот другую песню под названием «Лесная прогулка» постигла более счастливая судьба. Эта песня была записана на кассету и часто исполнялась мною на многих концертах. Здесь уже совершенно другие стихи:
«Где глухие своды нависали
Новое прорублено окно.
Здравствуй лес! В твоём колонном зале
Не был я давно…»
Лариса умела быстро и вкусно приготовить какую-нибудь еду. Иногда казалось, что она делала её просто из воздуха. Моя Зося тоже вкусно и быстро готовила. Может быть, это обстоятельство и явилось одной из причин тесного сближения троих членов группировки, о которой я рассказываю. Я бы назвал это «сближением на кулинарной почве». Очень часто эти трое – Лариса, Зося и Олег Николаевич – обсуждали новые кулинарные рецепты и даже пробовали их реализовать.
Знакомство с Ларисой неизбежно привело к знакомству с её подругами: Инной, Олей и Мариной. Марина особенно мне приглянулась. И вот однажды я неожиданно для самого себя сочинил ей посвящение. Я не помню, как называется этот приём. Но суть его состоит в том, что из первых букв строчек, возникает имя человека. Ну, вот смотрите сами:
Мне бы в глазах твоих утонуть,
А после ничто не страшно…
Радость свиданий – боль и грусть,
Игры любви опасны.
Надо надолго уснуть,
А впрочем, не в этом суть.
Как видите, получается слово «МАРИНА». В своё время я помню, проделывал такие штуки со словом ЗОЯ:
Зима холодная, ты мать моей любви,
Опутавшей меня незримой паутиной,
Январь седой – отец моей любимой.
Запели ветры удивительные гимны
О той, которую отныне
Я каждый день боготворю.
Эти поэтические опыты можно в равной степени отнести, как к шалостям, так и к серьёзным вещам. И в том, и в другом случае это можно считать объяснением в любви. Но вот Марина уехала с мужем в Брестскую область, а мы с Зосей остались в Минске. Я неоднократно объяснял Зосе, что всё это, не признаки плотской, похотливой любвишки, сексуального приключеньица, а взгляды художника, творческого человека, на одушевлённый объект, называемый «женщина». Но что-либо доказать трудно, потому что женщины считают нас, мужчин, кобелями. Может быть, у них и есть для этого основания.
Ближайшая подруга Ларисы Инна живёт в одном с ней микрорайоне. Они живут так близко друг от друга, что Инна почти каждый день заходит к Ларисе домой. Они настолько близки, что Инна стала кумой Ларисы или наоборот, Лариса стала кумой Инны. Сейчас не помню. Я это говорю к тому, чтобы подвести читателя к фестивалю искусств инвалидов девяносто пятого года. На этом фестивале Инна была назначена ответственной за питание участников и гостей. Лариса была главным администратором фестиваля. Сергей Павлючик отвечал за звуковое и техническое обеспечение. Мы с Зосей целыми днями до девятнадцати часов дежурили в штабе фестиваля. Олег Николаевич осуществлял художественное руководство фестивалем. После ужина, а это было в восемь часов вечера, в одной из беседок пансионата, на территории которого размещался фестиваль, проходило подведение итогов дня. Во время такого подведения итогов выясняли: кто и что должен сделать завтра и – как сработали сегодня. Потом наша творческая группа устремлялась в лес, на живописный берег Немана, где Олег Николаевич Скоромный делал на всех шашлыки, а мы с Василием Бизюком – режиссёром театра медицинского института, сменяя друг друга, пели песни под гитару. Особенно лихо у Василия Бизюка получалась песня «Завушницы» из репертуара ансамбля «Песняры». Когда я слушал в его исполнении эту песню, то буквально обалдевал, да и не только я. Всю нашу творческую команду в тот год возглавляла уважаемая Валентина Ивановна Заверюха. Она была призвана возглавить Третий Республиканский фестиваль искусств инвалидов «Судьба моя и надежда – это ты, искусство!» Вот такой девиз придумал Сергей Павлючик. Как уже было сказано, фестиваль проходил на территории пансионата для ветеранов Великой Отечественной войны, который принадлежал Министерству социальной защиты. Этот пансионат располагался рядом с деревней Николаевщина, что в Столбцовском районе Минской области. Тогдашний председатель Белорусского общества инвалидов Николай Игнатьевич Колбаско был родом из этих мест, а точнее говоря, был родом из города Столбцы. Он отлично знал эти места и одобрил выбор места проведения фестиваля. Помимо пансионата возле деревни Николаевщина были задействованы три мемориальных музея Якуба Коласа и певческая поляна на берегу Немана. Все объекты располагались в пределах десяти километров от пансионата, а певческая поляна ближе всего –до неё можно было дойти пешком. На этом фестивале больше всего не понравилось, что понаехала куча фольклорных коллективов, причём, как мне показалось, не самого лучшего качества. Во всяком случае от них было много шума и суеты. Что же касается качества, то об этом пусть судят члены уважаемого жюри. На этом же фестивале порадовало знакомство с Александром Ивановым, Теймуром Погосяном и Константином Константиновичем Улитиным. Но начну всё по порядку.
Однажды в «Инвацентр» позвонил неизвестный мужчина и назвался Теймуром Багировичем Погосяном. Он сообщил о том, что окончил Бакинскую консерваторию и сейчас работает преподавателем музыкальной школы города Сморгонь Гродненской области. У него есть товарищ Александр Иванов, который практически прикован к постели. Однако и Теймур и Саша сочиняют музыку и хотели бы принять участие в фестивале искусств инвалидов. Как бы они могли это сделать? Я попросил Теймура прислать кассету с их записями. Вскоре была прислана кассета. Я показал её Валентине Ивановне Заверюхе. Прослушав её, она произнесла:
– Это профи! Это самые настоящие профессионалы. Надо немедленно привлекать их к фестивалю.
И вот один из приятных дней фестиваля – приезжают Иванов и Погосян из Сморгони. Их привёз Костя Улитин на своём МАЗе. У Кости в то время был частный МАЗ, на котором он перевозил различные грузы. Саша и Теймур были его давними и хорошими друзьями. И вот выдались несколько свободных дней – наверное, не было работы. Почему бы ни помочь друзьям и заодно не посмотреть, что эта за фестиваль такой, где участвуют одни инвалиды? Дело в том, что Константин был совершенно здоровым человеком. В Белоруссию он приехал жить из России, из города Ростова на Дону. У кости двое детей – сын и дочь. Он окончил институт мясной и молочной промышленности в Москве и получил какую-то инженерную специальность, если я ничего не путаю. А если и путаю, то думаю, что Костя простит меня. Костя – интеллигентного вида мужчина в очках, высокий и стройный. У него приятное и благородное лицо. Волосы уже тогда были седыми. По нему никогда не скажешь, что он работает водителем. В нашей с Зосей жизни появление Кости ознаменовалось фразой: «Вам кофе в постель или как?» Так начался один из фестивальных дней на территории пансионата вблизи деревни Николаевщина. А потом произошло более тесное знакомство с Сашей Ивановым и Теймуром Погосяном. Саша в основном лежит в кровати. Ему помогает во всём его жена Лариса – золотой человек. Саша художник. А ещё он сочиняет песни. Темур его друг и часто бывает у него дома. Теймур только музыкант и зарабатывает на жизнь музыкой.
Программа фестиваля была довольно разнообразная. Очень интересной была встреча с писателем Сергеем Законниковым. Интересными были и поездки в музеи-усадьбы Якуба Коласа. Именно в этот фестивальный период произошла встреча, и состоялся разговор между Анатолием Александровичем и поэтом Сергеем Михайловским. Тогда Михайловский, как обычно, был какой-то обозлённый на весь белый свет. Он заявил Толе, что никогда его стихи не напечатают. А Толя пообещал ему, что напечатают и в очень скором времени. Толины слова оказались пророческими, и книга стихов Сергея Михайловского всё-таки, наконец, вышла, причём при жизни автора.
Самым ярким и запоминающимся событием был последний день фестиваля. В этот день проводился заключительный гала-концерт с участием артистов-инвалидов и звёзд Белорусской эстрады. Кроме того, в тот же день был организован парад кукол и масок, которым руководил Василий Бизюк и праздничный фейерверк. На отреставрированной и отремонтированной сцене, украшенной разноцветными треугольными флажками (это придумали ещё прибалты) разместилось руководство Белорусского общества инвалидов и артисты-инвалиды. Ведущие концерта перемежали выступления артистов-инвалидов выступлениями представителей администрации БелОИ и других приглашённых гостей фестиваля. Так строилось первое отделение заключительного фестивального концерта. Второе отделение, по сути, представляло собой дискотеку под открытым небом. Окружающая природа, включая реку Неман, и праздничная атмосфера создавали неповторимый и необъяснимый эффект, который свойственен подобного рода событиям. Пели звёзды Белорусской эстрады, а в это время на огромной поляне развернулась торговля различными закусками и спиртными напитками. В это же самое время танцевали все, кто мог. Под пение звёзд стоял фоном какой-то гул из человеческих голосов. Как-то незаметно подкралась темнота. На сцене появилась ведущая концерта и объявила, что сейчас будет праздничный фейерверк, который организаторы фестиваля искусств инвалидов «Судьба моя и надежда – это ты, искусство!» дарят всем участникам и гостям. Через несколько минут в небо с грохотом устремились огни салюта.
Огромная толпа людей устремилась к тому месту, откуда стреляли. Всем хотелось узнать, как же это происходит? Мы с Зосей остались сидеть немного в стороне от большой поляны. Я поймал себя на мысли, что мы с ней уже никому не нужны. Никто к нам не подходил: ни Анатолий Александрович, ни его сестра Лариса, ни Серёжа Павлючик, ни Олег Николаевич Скоромный. Все разбрелись по своим компаниям. Мне почему-то стало обидно. Хотя, что с них спрашивать? Наверное, каждый из них был свободен в своём выборе. В этот самый момент к нам подошла Нэлли Акимовна Макарская. Мы тогда очень мало её знали, но видели на многих мероприятиях Белорусского общества инвалидов. Нэлли Акимовна выразила своё восхищение внешностью Зоси и предложила выпить за фестиваль. Мы с удовольствием поддержали её. Потом разговорились о том, о сём. Праздничный вечер для нас с Зосей, таким образом, приобрёл совершенно другое окончание. Можно сказать, что Нэлли Акимовна, дай Бог ей здоровья, кардинально изменила для нас с Зосей весь праздник, и мы покидали его уже с нормальным настроением.
На следующий – последний фестивальный – день, рано утром мы с Зосей обнаружили на столе записку, оставленную Анатолием Александровичем. Записка была очень странного, непонятного даже, содержания. Она была очень краткой. В ней говорилось о том, что я никогда его не понимал, и что он уезжает огорчённый. Так началось наше отдаление с Толей друг от друга. Оно начиналось очень незаметно и ненавязчиво. Потом, по прошествии пяти лет, мы будем с ним созваниваться крайне редко и в основном для того, чтобы поздравить друг друга с днём рождения и с новым годом. Последний день фестиваля запомнился ещё и тем, что мы два или три часа просидели и проболтали с Олей Патрий. В один из моментов нашей беседы над нами пролетела стая аистов. На что Оля сказала:
– Это очень символично, ведь символ наших фестивалей – аист.
Она имела уже полное право говорить «наших». Оля давно была уже наша по духу и часто принимала участие в различных мероприятиях общества инвалидов. Официально её приняли в БелОИ примерно в девяносто седьмом году благодаря стараниям и хлопотам Аллы Николаевны Некрасовой-Подлипалиной. С тех пор Ольга Матвеевна Патрий стала гордостью Белорусского общества инвалидов. Она была в нашем обществе певицей номер один. Но это продолжалось недолго. Наше Белорусское общество инвалидов поступило с Олей точно так же, как поступает государство с талантливыми людьми. Как только на горизонте появляется кто-то молодой и энергичный, таланты уже известные и признанные, становятся не нужны. Когда надо было защищать честь Белорусского общества инвалидов на творческих конкурсах или форумах, Оле создавали всевозможные тепличные условия. А теперь? А теперь она никому не нужна. Теперь БелОИ интересуют новые молодые лауреаты Международной Премии «Филантроп». А старую гвардию выбрасывают за борт. Да кто такая, в конце концов, эта Оля Патрий? Незрячая певица с хорошим сильным голосом? Дипломант премии «Филантроп»? Так это когда было? Аж в двухтысячном году. С тех пор уже столько воды утекло… Нам надо обновлять и омолаживать творческие кадры. Ну, а старые силы мы вспомним, когда в них появится необходимость. Вот так или примерно так рассуждали руководители Белорусского общества инвалидов. Но я могу и немножко ошибаться в своих предположениях.
Памятным событием фестиваля был и конкурс авторской песни, который проходил в «Инвацентре». Конкурс был памятным для меня. На это были две причины. Первая: новая встреча с Михаилом Яковлевичем Володиным, а вторая – знакомство с Вячеславом Савиновым из Витебска. Жюри конкурса авторской песни, состояло из Михаила Яковлевича Володина – председателя жюри, Надежды Владимировны Кудрейко – автора и редактора музыкальных программ Белорусского радио, Аллы Михайловны Белявской – руководителя клуба авторской песни «Пегас» при ДК «Юность» и меня. Вёл этот конкурс Олег Николаевич Скоромный, который традиционно был ведущим практически всех программ «Инвацентра». Чтобы влить в конкурс свеженькую струю, начали с жеребьёвки. Конечно, не имело принципиального значения, кто и за кем будет выступать, но появился маленький элемент игры, к которому все участники отнеслись довольно серьёзно. Перед началом конкурса Миша подошёл ко мне и выложил двадцать долларов США.
– Это на призы победителям! Купишь им комплект струн, – спокойно и рассудительно произнёс он.
Этот поступок был в высшей степени благородным. После него не оставалось сомнений, что я куплю для участников именно комплект струн.
