Далее вырисовываются два направления деятельности: организация системы обучения и воспитания и организация развития и популяризации (или пропаганды) творчества инвалидов.
На этом этапе, то есть развитие и популяризация творчества инвалидов, необходимо периодически проводить конкурсы с привлечением независимого и компетентного жюри для выявления лучших.
Выявленных лучших надо «раскручивать» дальше, давая им возможность принимать участие во всех мыслимых и немыслимых конкурсах и проектах.
При этом нельзя ни в коем случае, забывать об остальных членах студии.
Вот, если коротко, и все!
Сейчас, оценивая деятельность «Инвацентра», я могу с полной уверенностью сказать, что «раскручивали» с десяток известных имен, среди которых, не скрою, была и моя персона. И больше ничего не хотели делать и знать. Но раскрутили все-таки недостаточно, а раскручивать дальше и большее количество имен уже не было денег, а рассчитывать на спонсоров в наши дни, мягко говоря, просто глупо.
Однако в свое время, когда деньги все-таки были, надо было их расходовать на более усиленный поиск и дальнейшую раскрутку творчески одаренных инвалидов, на их обучение и воспитание.
В свое время, когда я лично хотел посидеть, покопаться в архивах и бумагах районных и городских обществ инвалидов, меня всячески отговаривали от этого, утверждая, что это бесполезный труд. Отговорить-то отговорили, но я по-прежнему считаю, что труд этот не был бы бесполезным. И потом: я всегда старался избегать бесполезной работы. Я изложил свою теорию, стараясь избегать ноток назидательности и вовсе не претендуя на полное и безоговорочное авторство. Думаю, что авторами таких идей могли бы оказаться тысячи людей, но таких людей на тот момент не нашлось, а был я, единственный, занимавший должность художественного руководителя Республиканского Центра досуга инвалидов «Инвацентр».
Сережа выслушал меня внимательно, не перебивая и до конца.
– Ну, что? Все понятно? – спросил я и потом продолжил. – Главное, ичего не бойся. Я буду всегда тебя страховать!
Воспоминания о Втором Международном Дне инвалидов как-то очень быстро улетучились, растаяв безвозвратно в безоблачной дали. Не было слышно голоса вечно всем недовольного Анатолия Александровича – начальника социального управления Центрального Правления Белорусского общества инвалидов. Толя довольно быстро отходил, поругавшись со своими товарищами, а тем более с друзьями. Я относился к его товарищам, как понимаю с недавнего времени, хотя до этого всегда считал, что являюсь другом Толи – так много мы пережили разных историй и переделок. Собственно именно это обстоятельство и давало право считать, что Толя, естественно, после Ильина Евгения Сергеевича, является моим другом. Но, с течением времени произошла переоценка ценностей. Толя переехал жить на другой конец Минска – в микрорайон Уручье. Мы стали редко встречаться и созваниваться. Но всё это случиться потом, в двухтысячном году, а пока речь идёт о годе девяносто третьем.
Кабинет Анатолия Александровича был небольшой комнаткой, где могли поместиться человек пять от силы. Это потом он переедет в более просторный кабинет, где поставит огромный, на полкабинета, письменный стол, цветной импортный телевизор и большой шкаф с документами, среди которых будут красоваться несколько внушительных папок с надписью на корешках «Инвацентр». А пока крохотный кабинет был заполнен до отказа. В нем находились Нина Васильевна Ходар, Наталья Николаевна Жорникова, Николай Александрович Никуленков, Сережа Павлючик и я. Возглавлял это совещание Анатолий Александрович.
Речь шла о том, что по инициативе Белорусского общества инвалидов будет проводиться в девяносто третьем году фестиваль искусств инвалидов и вся присутствующая в этом кабинете группа людей, кроме, разумеется, Нины Васильевны Ходар, назначается исполнительной дирекцией объявленного фестиваля, если они не возражают. Естественно, никто не возражал. Мы с Сережей потому, что некуда было деваться, а Наташа Жорникова с Николаем Александровичем потому, что, вероятно, им посулили в наше с Сережей отсутствие неплохие деньги.
О Николае Александровиче Никуленкове следует сказать несколько слов особо.
Это был очень неплохой дядька уже пенсионного возраста. Его лысую голову обрамляли симметричные седые короткие бакенбарды. Взгляд его всегда выражал сосредоточение на какой-то определенной мысли, ибо никогда не был пустым или потусторонним. Чувствовался многолетний опыт офицера государственной безопасности, чувствовалась закалка и выправка. Николай Александрович всегда ходил гордо и прямо. Казалось, что он способен пройти не один десяток километров за день. Годы никак не брали своё, хотя было Николаю Александровичу под семьдесят.
Николай Александрович очень продолжительное время работал завхозом в Республиканском научно-методическом центре культуры, там же, где работала Наталья Николаевна Жорникова и Валентина Ивановна Заверюха. В этом же Центре работала бухгалтером Лена Лозовская, по мужу – Ярчак. Лена Ярчак – молодая симпатичная женщина. Лену тоже включили в состав исполнительной дирекции второго фестиваля в качестве бухгалтера.
Поскольку Володя Глебов решил не подключать работников «Инвацентра» к подготовке и проведению второго фестиваля искусств инвалидов за исключением меня, Сережи Павлючика и секретаря-машинистки, то все службы – завхоз, бухгалтер, администратор и другие – были привлечены из Республиканского Центра народного творчества и со стороны.
Надо сказать, что Николай Александрович был отменным завхозом. Он мог достать практически любую вещь, которая только существовала в природе. Благодаря Николаю Александровичу, «Инвацентр», наконец-то, приобрел нормальную электрическую пишущую машинку «Ятрань» и еще множество полезных и нужных вещей. Дело в том, что после окончания фестиваля все эти нужные вещи никому не были уже нужны и поэтому автоматически переходили в собственность «Инвацентра», если на них не претендовало Центральное Правление. Но оно, кажется, не претендовало.
Руководитель художественной студии «Инвацентра» Валентина Федоровна, которую многие называли «Валюша», терпеть не могла Наташу Жорникову – директора нынешнего фестиваля. Свою неприязнь к Наташе Валя не скрывала, а даже подчеркивала. Валя с самого начала заявила:
– Я с Жорниковой работать не буду!
На это заявление Анатолий Александрович ответил ей:
– Валя! Прекрати устраивать детский сад. Будешь работать, с кем понадобится.
Толя был, пожалуй, единственным в те времена человеком, которого Валя уважала, побаивалась и слушалась. С остальными же она обходилась более чем фривольно.
Вале стоило огромных усилий перенести вселение в нашу большую комнату дирекции фестиваля. Еще бы! Посадили дополнительно аж трех человек, не считая Оли Моржуевой – подруги Наташи Жорниковой, привлеченной для подготовки фестиваля со стороны. Все, что я успел и сумел узнать об Оле – это то, что она работала на заводе имени В. И. Ленина чертежницей; была не замужем; жила в однокомнатной квартире вместе с собакой-фокстерьером по кличке Джерри на девятом этаже на улице Белинского и то, что она очень обожала творчество Олега Митяева и знала многие его песни наизусть. Правда, сама не пела, а только, если с кем-то вместе. Ольга, на мой взгляд и вкус, девушка не очень симпатичная, но зато она очень добрая, хотя и не очень общительная.
Итак, штаб исполнительной дирекции второго фестиваля искусств инвалидов в составе Наташи Жорниковой, Николая Александровича, Лены Ярчак, Оли Моржуевой, Сережи Павлючика и меня уютно расположился в просторном огромном кабинете первого этажа левого крыла, если встать спиной к улице Мясникова, той, что внизу – под горой, здания «Инвацентра» и принялся за работу.
Прежде всего, на одной из свободных стен кабинета, той самой, которая прилегает к входной двери, мы повесили большую, два на три метра, карту административно-территориального деления Белоруссии. Эту карту я купил за свои деньги, когда еще работал секретарем Президиума в Центральном Правлении, и теперь она очень пригодилась. Вообще, по моему глубокому убеждению, карта – это первое дело! Надо ли объяснять, насколько она важна при подготовке подобных форумов?
Кроме карты административно-территориального деления Республики Беларусь, столь необходимого атрибута фестиваля или другого подобного творческого форума, необходимо было иметь программу фестиваля, его девиз и эмблему. Разработать все это – задача нелегкая. Именно эта задача и стояла на первых порах перед исполнительной дирекцией фестиваля.
Долго решали: с чего же начать?
Если начинать разрабатывать программу, а это рано или поздно придется делать, то мгновенно потянется целый шлейф проблем – гостиницы, питание, проезд, площадки, режиссура, свет, звук и прочее. Наверное, все-таки это стоит немножечко оттянуть. Эмблему лучше передать специалистам в этой области, подбросив им несколько предложений: что мы хотим видеть в эмблеме? какой мы хотим видеть эмблему? что она должна отображать? И так далее. Остается девиз фестиваля, который одновременно является отражением его темы. Впрочем, какая там тема? Она всегда и везде одна – показать лучшие образцы творчества инвалидов. То есть тема является также и сверхзадачей фестиваля.
Это сейчас я во всем этом хорошо разбираюсь и могу любое рядовое мероприятие разложить на мельчайшие косточки. А тогда, в девяносто третьем году, я только-только окончил первый курс Белорусского университета культуры и поэтому имел ещё очень мало научных знаний.
Итак, мы начали с придумывания девиза фестиваля. Процесс этот носил коллективный характер. Не помню, какие техники конкретно здесь использовались – жребий, тайное голосование, открытое голосование – но только при активной деятельности всей дирекции фестиваля победил девиз, предложенный Олегом Николаевичем Скоромным, не входившим в состав дирекции фестиваля.
Этот девиз звучал так: «Творчество – путь к себе!»
Придуманный девиз фестиваля обязывает разработать эмблему и сочинить гимн. Если с эмблемой всё было ясно, то есть её разработку поручали профессиональному художнику, то с гимном дела обстояли куда сложнее. О том, чтобы поручить его сочинение профессиональному композитору не могло быть и речи. Прежде всего, потому, что любой профессионал заломил бы (я почему-то в этом абсолютно уверен) немалую сумму. А потом, в тот год, девяносто третий, хотелось самим сделать максимум. Если б я только знал, что благодарность за всё сделанное окажется более чем скромной, а иногда очень уж своеобразной, никогда бы, наверное, даже не приблизился ко всему этому творчеству.
Впрочем, не буду лукавить!
Как раз с гимном фестиваля все получилось, как нельзя кстати и удачно. Было сделано только одно замечание от Анатолия Александровича и Майи Ивановны Горецкой, которая подключилась к работе фестиваля от средств массовой информации (СМИ). Им не понравилась строчка: «На талантливых и не совсем нас природа давно разделила…» Они считали, что не может быть человек не совсем талантливым. Они считали, что человек либо талантлив, либо нет. Думаю, что здесь неуместно быть таким ярым максималистом – черное или белое. Надо еще учитывать и полутона. Я бы разграничил степень одаренности таким образом: талантливый, не очень талантливый, слабо выраженный талант, одаренный, не очень одаренный, бездарный, не способный, способный. Это моя личная точка зрения, которой придерживаюсь и по сей день в своей творческой деятельности.
Но тогда я не стал с ними спорить, да это было бы бесполезно. Зато группа участников фестиваля, состоявшая из бардов, горячо и единодушно поддержала мой гимн, выучив его за каких-то три часа, и громко и дружно распевала перед каждым заходом в столовую спортивного комплекса «Стайки». Надо сказать, что не я один был автором этого гимна. Мне очень помог латышский композитор Раймонд Вальдемарович Паулс. Примерно за полгода до фестиваля я услышал, как Таня Буланова с экрана телевизора несколько раз пропела песенку про капитана. Эта песня и стала музыкальной основой нашего фестивального гимна. И каждый раз перед его исполнением я говорил:
– Слова я написал сам, а музыку заимствовал (с его разрешения, я вчера звонил в Ригу) у Раймонда Вальдемаровича Паулса.
Публика воспринимала шутку и отвечала дружными и горячими аплодисментами.
А потом начиналась песня, с которой связано множество приятных и не очень, даже совсем неприятных воспоминаний.
У творцов непростая стезя –
Создавать им картины и песни.
А иначе, наверно, нельзя,
Да и жить не совсем интересно.
Бьют дожди, ветра бесится шквал,
Не погаснет огонь фестиваля!
Жаль, конечно, что праздник был мал,
Не кончается,
Не кончается,
Песнь осеннего нашего бала.
На талантливых и не совсем
Нас природа давно разделила,
А Судьба столько мыслей и тем,
Не скупясь, щедро нам подарила.
Бьют дожди, ветра бесится шквал.
Не погаснет огонь фестиваля!
Жаль, конечно, что праздник был мал,
Не кончается,
Не кончается,
Песнь осеннего нашего бала.
Взмахи кисти, причудливость нот,
Поиск, муки и привкус познанья…
Гаснет свет, затихает аккорд,
В зал печалью влетает прощанье.
Бьют дожди, ветра бесится шквал.
Не погаснет огонь фестиваля!
Жаль, конечно, что праздник был мал,
Так, пускай же,
Так, пускай же,
Все опять повторится сначала!
После отзвучавшего последнего аккорда повисла долгая пауза.
«Точно, как после первого исполнения песни «Осень в городе» – непонятно: понравилась или полное отрицание», – подумалось мне тогда.
Наконец пауза закончилась, и все принялись живо обсуждать только что исполненное произведение. Больше всего, как мне показалось, эмоции распирали Наташу Жорникову. И не столько, может быть, от качества исполненной песни, сколько от сознания того, что дирекцией, которую она возглавляет, одержана маленькая и убедительная победа – коллектив самостоятельно придумал гимн фестиваля.
Потом укусы и тявканье из-за угла уже не имели ни малейшего значения. Песня была принята и утверждена. Помню, что мы тогда размножили около двух сотен её экземпляров. И почти на каждом областном фестивале в заключительном концерте можно было услышать:
– Не погаснет огонь фестиваля!
Первый и важный шаг был сделан! Дальше было немного легче. Из всего оставшегося самым больным местом была разработка эмблемы фестиваля. Всё же вместе по-научному это можно назвать: «Декоративно-художественное решение» фестиваля. Нет, придумать оформление сценических площадок и мест проведения мероприятий фестиваля было не так уж и трудно, но вот придумать сам знак фестиваля – это была довольно сложная задача…
Мы перепробовали множество различных вариантов. Каждый из нас вносил свои предложения. Но все-таки маленький диктат Наташи Жорниковой нет-нет, да иногда ощущался. Однако в своих спорах мы никогда не переступали границ приличия. Да и спорщиков нас было раз-два и обчелся: я, Сережа, Оля, Николай Александрович, Лена.
Нам очень хотелось, чтобы эмблема фестиваля нынешнего, коренным образом отличалась бы от эмблемы фестиваля прошлого. Мы также хотели, чтобы значок фестиваля или его эмблема максимально отражали девиз, чего нельзя сказать о прошлой эмблеме. Вот, судите сами: в круге изображен аист с гордо поднятой головой. Фон внутри голубой. По краю значка, по кругу надпись «Смотри на меня, как на равного!» Аист – это понятно, один из самых выразительных символов Белоруссии. Голубой фон – тоже понятно, чистое безоблачное небо, как символ чистоты помыслов и намерений, символ доброты. Очень всё красиво и философски. Но вот намека на творчество или искусство я не обнаружил, не прочитал. Может быть, я вообще не разбираюсь в эмблемах и значках?
После долгих мучений, поисков и споров пришли, наконец, к общему знаменателю. Значок выглядел так. В прямоугольнике болотного цвета помещался крест, состоящий по фактуре из соломы и такого же соломенного цвета. В центр этого креста размещался белый ромб, внутри которого находились три луча – два белых и один красный, символизирующие языки пламени фестивального огня. Сверху над соломенным крестом полукругом шла надпись: «Творчество – путь к себе!» (на белорусском языке) Под соломенным крестом, символизирующим декоративно-прикладное искусство и народные промыслы, в прямоугольнике белого цвета было написано: «БЕЛАРУСЬ – 93»
Тоже, в общем, при более детальном рассмотрении, мало намеков на творчество и искусство, но в отличие от прежнего варианта все-таки есть.
Почему я так подробно останавливаюсь на таких, на первый взгляд, несущественных мелочах?
Да потому, что именно тогда, в девяносто третьем году, в свои тридцать семь лет я ощущал, как и подобает мужчине в этом возрасте, наивысший расцвет творческих и физических сил. И мне постоянно хотелось попробовать себя в как можно больших ипостасях. И я неустанно это делал, словно предчувствуя скоротечность своей активности. Уже к девяносто девятому году я в этом удостоверился. Но это будет потом. А пока… Пока есть еще силы и память, и мы возвращаемся в незабываемый тысяча девятьсот девяносто третий год…
Необходимо отметить, что мне тогда, в девяносто третьем году, очень многие помогали. Некоторые, правда, и мешали. Самым ярким событием того года была, пожалуй, единственная премьера спектакля «Спать хочется». Этот спектакль был «ребёнком, родившимся, на двадцать пять минут». Корысть от него была невелика – набор музыкальных инструментов для фольклорного коллектива, подаренный Министерством культуры Республики Беларусь и несколько фирменных маек, которые вручили участники театральной труппы «Грэй» из Англии. Говоря о малой значимости корысти, я всё-таки хочу вспомнить о том, что было приятно получить эту фирменную майку из рук чернокожей актрисы. Во всяком случае, такое событие долго не забывается.
Помните, когда я учился в университете культуры, то на первом курсе написал одному студенту инсценировку рассказа Антона Павловича Чехова «Спать хочется»? Так вот эта инсценировка и легла в основу спектакля. К тому же, исполнительный директор фестиваля искусств инвалидов Наталья Николаевна Жорникова как-то обратилась ко мне со следующим предложением:
– Понимаешь, Володя, мы должны придумать что-нибудь такое оригинальное… Такое, чего ещё никогда до нас не было…
– Театр! – тут же подхватил я.
– Мы сделаем спектакль! – воскликнул я, вспомнив про свою уже давнюю инсценировку.
Наташа живо поддержала идею и начала предлагать авторов и сюжеты будущих спектаклей.
– Нет-нет, у меня своя задумка и свой сценарий. Но пока это всё ещё очень сыро. Дайте время хорошенько всё продумать и взвесить.
Втайне от всех я уже давно решил, что будем ставить А. П. Чехова, не сегодня, не завтра, когда-нибудь… но обязательно будем!
Сам по себе рассказ «Спать хочется» очень небольшой по объёму – каких-нибудь пять-шесть страниц. В нём говориться о том, что двенадцатилетняя девочка душит младенца. Попутно рассказывается о том, как девочка рано стала сиротой и пошла за кусок хлеба гнуть спину к состоятельным зажиточным людям. Девочку эту звали Варька. Хозяева мучили её бесконечными поручениями в течение целого светового дня…
– Варька, поставь самовар!
– Варька, сбегай в лавку!
– Варька, зажги лампу!
Вконец измученная Варька садится к колыбели ребёнка и, качая его, медленно засыпает. Но не тут то было. Ребёнок начинает безутешно орать. Не плакать, а именно орать.
Мы не знаем, какое наказание понесла Варька за свой поступок. Автор не поведал нам об этом…
Что ж, придумаем сами, чем кончилась эта история.
Большой проблемой всегда был и остаётся подбор труппы для исполнения будущего спектакля. Не было исключения и в моём конкретном случае. Правда, труппу я собрал довольно быстро. Это были в большинстве работники Республиканского Центра досуга инвалидов «Инвацентр»: Людмила Юрьевна – руководитель музыкальной студии, Сергей Григорьевич Павлючик – руководитель студии авторской песни, Геннадий Михайлович – инженер по свету и звуку, ваш покорный слуга – автор этих строк и, наконец, Галина Шлеменкова – исполнительница главной роли в спектакле. Галя не была работницей «Инвацентра». Она просто любила часто приходить к нам, и очень скоро стала своей. В процессе репетиций Людмила Юрьевна раскапризничалась (а может быть, ей просто расхотелось играть в данном спектакле?) и прекратила своё участие. Хотя, что там было играть? Выкрикнуть из-за кулис две-три реплики и один раз появиться на сцене. Людмилу Юрьевну заменила Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина.
Я имею довольно скупые сведения о биографии Аллы Николаевны, поэтому буду краток. Родилась она в 1945 или 1948 году. Приехала в Минск из города Борисов. У неё двое детей: Оля и Олег. Её муж Иван Михайлович – бывший военный лётчик. Алла Николаевна огромную часть своей жизни проработала медсестрой-лаборантом в изотопном отделении военной клиники. Ну и, конечно, «схватила» хорошую дозу радиации. По молодости это особо не ощущалось, но с течением времени это перешло в онкологическое заболевание и привело к печальному концу. Об этом я расскажу далее, а пока Алла Николаевна полна энергии и оптимизма и с великим удовольствием играет в нашем спектакле под названием «Спать хочется».
Галя Шлеменкова, хоть и приходила к нам в «Инвацентр» почти каждый день, но была ограничена во времени, так как уделяла много внимания своим престарелым родителям. Я так и не узнал, что же было с её родителями. Может быть, они были очень немощными? Но, только Галя всегда перед своим уходом говорила:
– Я ухожу! Мне надо родителям варить ести. А ещё надо походить по магазинам.
Конечно, я всегда отпускал Галю без лишних вопросов и комментариев. Не помню, как она появилась в «Инвацентре». Кажется, откликнулась на рекламное объявление в газете о наборе в различные кружки и студии «Инвацентра». Также незаметно и ненавязчиво, как и появилась, Галя исчезла. Судя по слухам, она ушла в религиозные учения с головой. Жаль, конечно. И человек она была хороший и актриса. Ну что же делать?
О Сергее Григорьевиче Павлючике и Геннадии Михайловиче я уже рассказывал, поэтому будем считать характеристику членов данной труппы законченной и поговорим о спектакле.
В то время казалось, что я самый гениальный и прекрасно знаю, что и как делаю. Безусловно, отдельные удачные находки имели место, но в комплексе, в сумме что ли, было ясно – имеются недоработки. Меня нельзя было трогать за творческое самолюбие – это было чревато скандалом. Меня и не трогали ни за творческое самолюбие, ни за что другое. И слава Богу. Я вкусил всю работу режиссёра-постановщика в полной мере. Если бы я только знал, что такая интересная и объёмная работа выполняется в последний раз! Прежде всего последовал так называемый застольный период, то есть работа за столом, когда, помимо сценария, пишется ещё куча бумаг. В них отражается всё: какие будут костюмы, как будет выглядеть сцена, какой будет свет, каким будет музыкальное оформление спектакля и все-все мизансцены.
Я вспоминаю, как к нам в «Инвацентр» приезжал в 1994 году Санкт-Петербургский театр «Да. Нет» под руководством Бориса Панизовского. Пригласил этот театр, по-моему, Валера Чимборисов – продюсер музыкальной группы, которая занимала второй этаж «Инвацентра». Главный режиссёр театра «Да. Нет» Борис Панизовский был нормальным здоровым человеком и работал скульптором. Но так распорядилась Судьба – попал под трамвай. Ему отрезало обе ноги. С тех пор он передвигался только в кресле-коляске. Он стал театральным режиссёром. Уж не знаю, каким он был скульптором, но режиссёром он оказался очень интересным. Санкт-Петербургский театр привез тогда в Минск три спектакля: «Сто йен за услугу», «Молчание на языке театрального фарса» или что-то в этом роде. Название третьего спектакля не помню. Народу, как это почти всегда свойственно «Инвацентру», было в те гастрольные дни на одну треть инвацентровского стоместного зрительного зала, то есть около тридцати человек. Считалось, что зал заполнен неплохо. Если приходило шестьдесят зрителей, то это был уже почти аншлаг. Ну тяжелы инвалиды на подъём, особенно в зимнюю пору, ну не интересно инвалидам города Минска про искусство! Что тут поделаешь? Мы с Зосей посмотрели тогда все спектакли без исключения. Особенно понравилось «Молчание на языке театрального фарса». Во время этого спектакля не произносилось ни одного слова, но актриса, исполнявшая главную и единственную роль, творила просто чудеса с различными предметами и с собственным телом. Кроме того, она красноречиво доказывала и показывала многофункциональность предмета или куклы. Она заставляла работать фантазию и воображения присутствующих зрителей. И всё это происходило на фоне какой-то необычной музыки и театрального света. Я был ошеломлён увиденным и услышанным. Но это было гораздо позже, то есть после девяносто третьего, фестивального года.
Пока же я увлечённо разрабатывал спектакль «Спать хочется». Всю свою разработку я построил на исследовании причины, по которой было совершенно преступление – убийство младенца. Убийство вообще – очень тяжкое преступление, убийство же ребёнка – преступление вдвойне тяжкое. Самое же интересное то, что убийца ещё фактически ребёнок. Варьке всего-то двенадцать лет. Она и убила, до конца не сознавая, что делает. Но какие же причины побудили её сделать это? Прежде всего, безысходная и безнадёжная усталость, усталость от всех и от всего, усталость от жизни в столь молодом возрасте. Она ещё и девушкой не стала, а вот-вот должна была стать.
Мною был придуман, вернее, додуман, финал спектакля. Появляется полицейский, который арестовывает Варьку – главную героиню. Каким бы странным это не показалось зрителю, сцена ареста играется под красивую музыку Раймонда Паулса и сопровождается одной и той же фразой, звучащей из уст полицейского: «Встать!» Ещё одна, на мой взгляд, интересная музыкальная тема сопровождает весь спектакль – это «Реквием по Ван Гогу» Чеслава Немена. Также в спектакле были щедро использованы диапозитивы с репродукциями картин русских художников и русскими пейзажами.
О спектакле «Спать хочется» можно ещё очень долго и очень много рассказывать, вспоминая всё новые и новые детали, связанные с постановочными и репетиционными процессами.
Надо отдать должное творческой активности Сергея Григорьевича Павлючика, проявившего в тот период свой яркий и исключительный талант во время постановки и репетиций спектакля. Серёжа был активным ещё года полтора, но потом, очевидно, угас или охладел… Не знаю.
Специалист по всем этим театральным делам Майя Ивановна Горецкая сочла мою постановку полным бредом. Она сказала примерно так: «Нет, это что-то невообразимое… Здесь всё перевернуто с ног на голову…» Ну и ещё несколько фраз в таком же духе. Однако мне моя театральная работа понравилась. Понравилась она и тогдашнему директору исполнительной дирекции фестиваля искусств инвалидов «Творчество – путь к себе!» Спектакль понравился также театральной труппе «Грэй» из Великобритании. Значит, труд мой был не напрасным. Об одном жалею – очень мало людей увидели этот спектакль и больше уже не увидят никогда, потому что я его не восстановлю. Впрочем, как сказала моя московская подруга Надежда Валентиновна Лобанова, с которой в своё время мы учились в специальной школе-интернате № 31, лучше жалеть о том, что сделано, нежели о том, что не сделано. Чрезвычайно справедливое высказывание.
Собственно наш спектакль «Спать хочется» был домашней заготовкой, своеобразным ответом английской театральной труппе «Грэй», которая привезла трехчасовой спектакль «Мягкая месть». Этот спектакль был показан на сцене Минского театра юного зрителя. Собрали практически полный зал. Это было событие – впервые в Белорусскую столицу приехала театральная труппа из-за границы, состоящая на пятьдесят процентов из инвалидов. Этому предшествовали длительные переговоры с Великобританией. Как потом выяснилось из приватных бесед с английскими артистами, театральные труппы такого рода носят ангажементный характер, то есть, по сути, все они временны. Чего, к великой радости, нельзя сказать о наших труппах и театрах.
Английская театральная труппа состояла из четырёх или пяти актёров. Кроме того, с ними приехала небольшая группа обслуживающего и технического персонала.
Спектакль «Мягкая месть» рассказывал о молодом мужчине, который попал в автомобильную катастрофу, но не погиб, а остался инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Став калекой, он начинает учиться всё делать заново, он пишет свою жизнь с белого листа. Ему приходиться преодолевать массу трудностей как физического, так и морального характера. Возникают проблемы и с любимой девушкой. Этой теме в спектакле уделено довольно много внимания. Особого потрясения от спектакля «Мягкая месть» я не испытал. Думаю, что и в Великобритании он считается довольно заурядной театральной работой. Впрочем, утверждать этого не берусь.
Глава десятая
Спортивная база «Стайки» находится километрах в десяти-пятнадцати от Минска. Ехать надо по Могилевскому шоссе, которое одновременно является и Гомельским.
В тот осенний солнечный день состоялось торжественное открытие Третьего Республиканского фестиваля искусств инвалидов «Творчество – путь к себе!» Торжественное открытие фестиваля проходило в кинотеатре «Октябрь». На нём присутствовал министр культуры, представители общественности, ещё какие-то чиновники и бюрократы и, конечно же, руководство Белорусского общества инвалидов во главе с Николаем Игнатьевичем Колбаско.
Фойе кинотеатра было украшено работами художников и мастеров декоративно-прикладного искусства из числа инвалидов. Вход в зрительный зал на момент открытия фестиваля был перекрыт (или, проще говоря, в тот день фильмов вообще не показывали) до семи часов вечера. Обе лестницы, ведущие в зрительный зал, были заняты хоровыми и фольклорными коллективами, в основном из Гомельской области. Это был один из моих режиссёрских ходов или один из способов декоративно-художественного решения праздника. А может, это придумал не один и не только я… Во всяком случае, это было продиктовано тем, что коллективы из Гомельской области были одеты в довольно красивые и яркие костюмы, которые существенно украшали происходившее действо. Участникам коллективов даже не нужно было петь. Им достаточно было стоять и, как выражаются телевизионщики, получалась довольно симпатичная картинка. Однако только стоять коллективам не пришлось. По-моему, мы предоставили им возможность исполнить по одному или по два произведения. И этого было вполне достаточно. Я не вёл открытие. Для этих целей Наталья Николаевна Жорникова – исполнительный директор фестиваля – нашла какого-то студента университета культуры, имевшего определённый опыт ведения подобных мероприятий. В общем, всё прошло как будто нормально. Отзвучали приветственные речи, разрезались красные ленточки, и даже Анатолий Александрович не высказал своего недовольства. Жирной точкой открытия стала загрузка в «РАФик» меня и ещё нескольких человек. Геннадий Петрович, спокойный и уверенный в себе человек, плавно отпустил педаль тормоза, слегка нажал на акселератор и автомобиль плавно тронулся с места в направлении Стаек. Через каких-нибудь полчаса мы прибыли на нужный объект. Это был как бы небольшой городок, в котором находились пара корпусов для жилья, отдельный корпус со столовой на втором и зрительным залом на первом этаже. На территории миниатюрного городка имелись ещё какие-то небольшие, очевидно для хозяйственных целей, домики и постройки. Вся остальная территория была сплошным простором среди хвойных деревьев. Видимо это были какие-то специальные тропы или трассы для спортсменов. Был там и какой-то живописный мостик. На этом мостике Людмила Юрьевна, руководитель музыкальной студии «Инвацентра», читала на телекамеру свои стихи. Потом эта картинка будет использована в телепередаче или в телемосте, придуманном Майей Ивановной Горецкой. Сколько помню Майю Ивановну, она все несколько дней, проведённых в Стайках, постоянно твердила:
– Я до сих пор не в материале. Времени катастрофически мало… Я не знаю что делать?
Конечно, она лукавила. Так я думаю теперь. Она прекрасно была в материале, просто ей очень хотелось всё сделать на пять с плюсом, чтобы удержать собственную марку, марку Горецкой. И ей это удалось. Она получила за свою работу телевизионный мост – высокую оценку и признание. Ей была вручена какая-то специальная премия. То ли за лучший журналистский материал, то ли ещё за что-то в этом роде.
Нас с Зосей поселили в так называемый штабной номер. В первые минуты мы обрадовались тому, что оказана такая честь, но потом очень сильно пожалели и уже не хотели ни этой роскоши, ни этого сервиса. Наш номер стал простым проходным двором, куда приходили, кто хотел и когда хотел. Номер этот представлял собой две смежные комнаты, из которых первая была прихожей с двумя креслами и журнальным столиком, а вторая – чисто спальней, где стояла широкая двуспальная кровать и стул. Все основные события: дружеские ужины, премьеры песен, контрольные прослушивания, споры, разногласия, накал страстей, взаимные обиды и оскорбления, всё происходило здесь, в этой самой прихожей. Наш номер находился то ли на втором, то ли на третьем этаже основного корпуса. Имелся лифт, который почему-то работал с перебоями. Сюда же, в Стайки, постепенно съехались и почти все работники «Инвацентра» и часть Центрального правления Белорусского общества инвалидов.
По прибытии в Стайки, когда уже торжественное открытие фестиваля было далеко позади, меня беспокоило лишь одно обстоятельство: понравится ли песня «Собачий сон». Песня эта была написана незадолго до фестиваля, как я уже говорил, на одной из Минских заправок. Беспокоила финальная часть песни, в которой такие слова: «Чёрно-белый сон, ох, не в лапу он…» Всё время казалось, что в этом месте я сплагиатировал Александра Розенбаума. Несколько раз подряд в течение почти суток перепевал я это место, то мысленно, то под гитару. Я подобно учёному методично, раз за разом, всё тщательно сверял и анализировал. Всё-таки плагиата не обнаружил и, наконец, решил показать песню одному из главных своих критиков, Анатолию Александровичу.
Происходило это вечером, после ужина, то есть тогда, когда происходят все главные внеплановые фестивальные события. Вот отзвучал последний аккорд и опять, в который уже раз, воцарилась продолжительная пауза, которую можно было расценивать по-разному… Но расценить эту паузу я не успел.
– Что это тебя на Розенбаума потянуло? – слегка лениво спросил Толя.
– Неужели всё-таки похоже на Розенбаума? – спросил я в ответ.
– А ну-ка спой ещё раз это финальное место, – попросил Анатолий.
Я спел.
– А сейчас вроде не похоже на Розенбаума, – сказал он.
В общем, я считаю, что премьера песни удалась. Но как-то не испытал я особой радости от этого. Наверное, оттого, что всё еще преследовали сомнения. Ну, а как художнику, творцу, прожить без них, без сомнений? Вероятно, невозможно. После этого вечера судьба песни «Собачий сон» сложилась счастливо, только вот несчастливо сложилась судьба главного героя этого произведения. Одно время эта песня была любимой у моей жены. Очень высоко оценил эту работу Андрей Лиманский, товарищ Константина Улитина, того самого, который помогал нам отвезти нашу собаку Жуля в ветеринарную лечебницу. Андрей прямо так и сказал:
– Володя! Это лучшее, что я когда-либо слышал о собаках.
А потом он, расчувствовавшись, дал мне своё стихотворение, написанное тоже на собачью тему.
Надо сказать, что текст песни «Собачий сон», так же, как и многие другие тексты в дальнейшем, режиссёрски выстроен. То есть имеются: экспозиция, развитие, кульминация, развязка, финал и прочее. Те же элементы присутствуют и в произведениях под названиями «Меланхолический романс», «Ожидание» и «В мыслях моих, в движеньях моих…»
В Стайковский период, который состоял из нескольких дней, было включено множество фестивальных мероприятий. Среди них были: день художников и мастеров декоративно-прикладного искусства, день литераторов, день бардов, концерты авторской песни, в которых участвовали Елена Казанцева, Анжела Худик, Алла Белявская и клуб «Пегас», Ольга Патрий.
День авторской песни, естественно, было поручено подготовить мне. Я взял себе в соведущие Сергея Павлючика. И началась подготовка.
В один из дней в холле второго или третьего этажа главного корпуса, рядом со штабным номером, собралась команда бардов-инвалидов Белоруссии, и началось прослушивание. На прослушивании, конечно же, присутствовал и Анатолий Александрович, который очень живо интересовался авторской песней на территории Белоруссии и не только. В этом году, как ни в каком другом, команда была многочисленна. Можно даже утверждать, что бардов собралось рекордно много.
Были здесь ребята из Гродно Виктор Бодак и Сергей Фещенко. Довольно заурядные ребята, не яркие. Я имел удовольствие услышать их в Гродно, когда с группой исполнительной дирекции инспекционно объезжал областные отборочные фестивали искусств инвалидов. Гродненский фестиваль проходил в областном научно-методическом центре. Здание этого центра одновременно являлось галереей для экспозиции работ художников и мастеров декоративно-прикладного искусства. Центром руководил тогда Марк Александрович, очень приятный (и внешне, и в общении) еврей. Концерт областного фестиваля проходил на втором этаже Центра. Зрительный зал на сто мест представлял собой букву «п», у которой две боковые стороны немножко раздвинуты в стороны, а верхнее основание или крыша осталась неизменна. Всё это было построено со вкусом и создавало уют и приятное настроение. Концерт был непродолжительным и неярким. Но кроме Виктора Бодака и Сергея Фещенко, представителей жанра авторской песни не было вообще. Поэтому при любом исходе этих двух людей надо было брать в Минск, на финальные мероприятия фестиваля. Тогда я был одержим. Но сейчас не взял бы этих ребят ни за что. Даже в ущерб жанру авторской песни. Хотя в ущерб ли? А может всё-таки на пользу?
В том же 1993 году нам с Зосей посчастливилось съездить в город Саки в пионерский лагерь имени Германа Степановича Титова. Была набрана очередная южная группа инвалидов Белоруссии, которую традиционно возглавляла Анна Игнатьевна Цыганкова. В этом году Анна Игнатьевна проявила максимум внимания, чем создала для нас с Зосей очень приятную и комфортную обстановку для отдыха. А отдохнуть мне лично было необходимо, хотя сам до конца этого не осознавал. Созидая очередной фестиваль, я незаметно разрушал собственную нервную систему. Но тогда я был молод, повторюсь, полон творческих и физических сил и ничего меня особо не тревожило, кроме фестивальных дум. Меня тогда волновало, как пройдёт то или иное фестивальное мероприятие. Вместе с нами прибыли к месту отдыха много наших хороших знакомых. Среди них были: Ирина Ивановна Петрова – частный нотариус и её муж Анатолий Борисович Жуйков – частный предприниматель. С этой семьей мы тесно сдружились. Ира помогала нам в решении многих вопросов, в том числе и нотариальных. Вообще с Ирой мы знакомы давно. Ещё когда собирались инициативной группой по созданию Белорусского общества инвалидов, то есть с 1988 года. Пару раз мы съезжались на берег водоёма под Минском и проводили очередное заседание. А потом я брал гитару и пел. Ире нравились песни в моём исполнении. Она даже выделила для себя любимые. Наша дружба продолжается до сих пор и носит свободный характер взаимоотношений, то есть никто никому ничем не обязан.
Кроме Иры и Анатолия Борисовича с нами был молодой человек из Борисова. Его звали Андрей. Андрей очень хорошо плавал и играл в тысячу. Это был довольно приятный парень. Он был всегда весел и азартен, особенно когда играл в карты.
Было ещё несколько приятных людей.
И, конечно же, был Виктор Бодак. Он очень запомнился нам с Зосей после того, как спел ночной трёхчасовой концерт под гитару. О, это было не пение, это было вытьё безысходности и отчаянья. Во всём этом слышалась глубокая и неразделённая любовь…
А ещё нам с Зосей надолго запомнилось исполнение на флейте фрагмента из оперы К. В. Глюка «Орфей и Эвридика». Играла дочка Галины Марцинкевич из Борисова. Она играла настолько выразительно, что с первых звуков завораживала слушателей. И хотя это происходило не часто, всего два раза за всё время пребывания в Саках, этого было вполне достаточно для меня, чтобы впечатлиться волшебной музыкой на продолжительное время.
В период пребывания в Саках я как бы совершенно случайно сочинил лёгкую, ни к чему не обязывающую песенку под названием «Письмо из Крыма». Эту песенку я практически никогда не пел на своих концертах. Спел я её всего четыре или пять раз и то только для исполнительной дирекции фестиваля и в узком кругу своих товарищей. Это, так сказать, проходная, несущественная песенка. Да и написал я её, как говорится, одной левой, за десять минут. Но не написать её я не мог, потому что это было своеобразным отчётом об отдыхе на Крымском побережье. Ах, если б я только знал, что нахожусь на юге в последний раз! И хоть я не любитель загорать, купаться и вдыхать все прелести морского побережья, некоторая тоска по югу во мне всё-таки периодически просыпается. Правда, очень редко, но просыпается. Не знаю почему. Может быть, из-за настроения, какой-то особой обстановки, атмосферы, которая присуща только югу.
После Виктора Бодака и Сергея Фещенко свои произведения показывал Масюк Валерий Николаевич из Бреста. Валеру я также впервые услышал на областном отборочном фестивале, который проходил в городе Бресте. Как только я его услышал, сразу же решил взять его в Минск. Валера – инвалид Советской Армии. Он служил в ракетных, если я не ошибаюсь, войсках и там получил инвалидность. Окончил музыкальную школу и умеет играть на нескольких музыкальных инструментах. Мы решили отобрать одну его песню, самую, пожалуй, яркую – «Посвящение друзьям». Конечно, текст этой песни оставляет желать лучшего, как впрочем, и тесты других его песен, но лучше пока ничего не было в его творчестве. Однажды Валера попросил дать оценку его песням. Ну, я и дал… на всю катушку. Нет, мелодии очень даже неплохие, но тексты… Как ещё много надо над ними работать! Вот обо всём этом я и сказал Валерию Николаевичу. Обиды было, конечно, выше крыши.
– Зачем же ты тогда просил меня оценить свои произведения? – спокойно спросил я.
В ответ последовала продолжительная пауза.
Больше о песнях Валеры Масюка я не высказывался нигде и никогда…
Следующая пара, которая участвовала в прослушивании и отборе песен, состояла из Геннадия Леонидовича Сушенка, проживавшего в городе Речица Гомельской области и Александра Иванова из посёлка городского типа Круглое Могилёвской области. Саша Иванов был также председателем районного общества инвалидов. Говорили, что в 2005 году он умер. Конечно, жаль его. У Саши были очень неплохие песни. Во всяком случае, песни эти были неплохо задуманы, но с воплощением их были проблемы. Саша мечтал выступить с сольным авторским концертом в Минске, хотя бы в «Инвацентре». На солидную или престижную концертную площадку города Минска он даже не претендовал. Не успел. Мечта его так и не осуществилась.
В Стайки Саша привёз песню, которая начиналась словами: «Научите меня любить…» Эта песня сразу понравилась всем без исключения, и команда бардов очень быстро её выучила. Правда, вместе с этой песней группа бардов каждый день по пути в столовую для очередного приёма пищи громко пела попсятину Александра Солодухи «Молодая». Эту чушь пел и я вместе с ними, но не потому, что песня эта мне нравилась, а, скорее, для поддержания компании. Каюсь! Был неправ!
